Первая и вторая Государственные Думы просуществовали недолго (1906—1907 гг.), и были, в общем, неработоспособны из-за обилия там радикалов. В первой Думе доминировали левые, во второй Думе были очень весомые крайние фланги: крайние левые и правые. И совершенно естественно, что в июне 1907 года вторая Дума была распущена.
Тогда во главе Российского правительства уже стоял Столыпин, государственный деятель, который готов был сотрудничать с Думами (пытался он и со второй Думой наладить контакт, но ничего не получилось). Был принят новый избирательный закон, и третья и четвертая Думы, которые избраны по новому избирательному закону, просуществовали долго, то есть третья Дума весь срок свой отработала, с 1907 по 1912 год. Четвертая Дума с 1912 года начала свою работу и работала до февральской революции. Третья Дума в нашей истории оказалась самой продуктивной в своем законотворчестве. И действительно, Столыпину многие свои мероприятия удалось осуществить благодаря поддержке третьей Думы, ее большинства, поэтому, если мы возьмем перечень духовных лиц, участвовавших в третьей и четвертой Думе, то мы увидим очень выразительную деталь. Если не считать четырех священников, которые были в небольшой левоцентристской фракции прогрессистов, то мы обнаружим следующее: девять священников входило во фракцию октябристов, пятнадцать священников — во фракцию умеренных правых (сюда же входил епископ Евлогий (Георгиевский). Это были правоцентристские фракции, которые поддерживали политику Столыпина. То есть получалось так, что двадцать четыре священника и один епископ входили в одну крупную группировку, которая ратовала за поддержку столыпинского курса. В то же время пятнадцать священников и епископ Митрофан (Краснопольский) входили во фракцию крайних правых и занимали позицию, которая предполагала критику справа столыпинского курса. Таким образом, произошло разделение духовенства на две почти равные группы.

Вообще, Евлогий (Георгиевский) оказался одним из самых опытных в политическом плане церковных иерархов. Его весьма критические суждения о целесообразности для священнослужителя участвовать в политической деятельности, высказанные в воспоминаниях, актуальны и сейчас. К этому времени епископ Евлогий был Холмским епископом и был избран в Государственную Думу от Холмщины. Это было очень серьезное для него испытание, потому что он в Государственную Думу был избран от православного русского населения одной из частей царства Польского. Надо сказать, что в Холмщине было много проблем социальных, экономических, общественных, национальных, религиозных. Хотя царство Польское входило в состав Российской Империи, на практике это была в чем-то замкнутая часть. И, конечно же, Холмщина не была исключением; хотя большинство населения было православно-русское, оно подвергалось усиленной эксплуатации и дискриминации, прежде всего, со стороны польских помещиков-католиков, которые были в очень хороших отношениях с русской администрацией, и, увы, русская администрация защищала их интересы более, нежели интересы русского православного населения.

В то же время в городах была большая напряженность в отношениях между еврейской буржуазией и православно-русским населением, которое принадлежало к городским низам. Учитывая, что русская администрация была очень сильно связана с местной польской знатью, она интересы православного населения защищала очень плохо. Все упование русское православное население связывало с православной иерархией и, естественно, с епископом. Евлогий оказался представителем этого угнетенного православного населения Холмщины. В царстве Польском же не было земских учреждений. Земство очень много делало для защиты народа по всей России, но тут земств не было, поэтому не к кому было апеллировать, кроме как к епископу. Епископ Евлогий, в отличие, например, от Антония (Храповицкого), был человеком очень мягким, терпеливым, деликатным (к нему с уважением относились и католики и иудеи), но при этом он всегда последовательно защищал интересы православных русских, правда, не в ущерб другим.

Итак, он оказывается в Думе. Сначала во второй Думе, а потом в третьей Думе и, конечно, свою миссию видит в том, чтобы защищать своих избирателей. Столыпин знал епископа Евлогия лично. Жена его относилась к Владыке с большим уважением. Накануне первого выступления Столыпина в Думе она просила епископа Евлогия помолиться сугубо об успехе. Речь была блестящей. После этой блистательной речи, которую приветствовало думское большинство, от умеренных правых до трезво мыслящих кадетов, Столыпин, хотя уже к этому времени на него было совершено несколько покушений, без всякой охраны пешком отправился из Таврического Дворца в Казанский собор отслужить благодарственный молебен. Человек он был очень религиозный в личном плане, в отличие от Витте, другого нашего талантливейшего государственного деятеля, и, одновременно, человек большой мужественности, которой Витте подчас не доставало; но, возможно, именно потому, что Витте был более прагматичен, он и продержался больше у власти, чем Столыпин.

Епископ Евлогий, конечно, выступал в Думе со многими представителями духовенства в защиту прав Церкви, когда они обсуждались в Думе. Старался, чтобы законодательные акты не ущемляли православных.

Столыпин стремился ввести земство во всех частях России, включая и Польшу. Как ни странно, против этого выступали крайне правые. Они были  «ура-патриоты», но во многих конкретных вопросах они готовы были поддерживать больше инославных польских помещиков, нежели православных русских крестьян. Они говорили, что земство — это либеральное учреждение, которое не нужно вводить еще и в Польше, что земство ограничит власть помещиков там, а это неполезно. Столыпин совершенно справедливо видел, что введение земства в Холмщине приведет к тому, что в земстве будет большинство представителей православно-русского населения, крестьянского населения, и это позволит им обрести защиту от произвола государственной бюрократии и помещиков в Польше. Епископ Евлогий эту точку зрения всячески поддерживал и выступал тоже за введение земства в Холмщине, что и было осуществлено. Кроме того, он по конкретным запросам, которые ему делали избиратели, выступал в Думе и был в сознании своей паствы защитником ее интересов в законодательном органе России. Примыкал он к фракции,  которая поддерживала столыпинский курс, фракции умеренно-правых; и именно потому, что он принадлежал к тем, кто поддерживал курс Столыпина, его участие в Думе и было столь плодотворным.

Другая часть духовенства выступала с позиции крайне правых. Правые, действительно, поддерживали борьбу Столыпина с революцией, но они справедливо видели в Столыпине сторонника конституционного преобразования России, конституционного монархиста, а они этого не принимали. К тому же, они были сторонниками общины. Таким образом, общину защищали, с одной стороны, социалисты, говорившие, что это — ячейка будущего социалистического устройства в деревне, а, с другой стороны — помещики, потому что община позволяла им поставить крестьянство в неравные условия в конкурентной борьбе, потому что община связывала крестьянскую инициативу. Столыпин прекрасно понимал, что помещичье землевладение у нас обречено на разрушение, и понимал, что стабильность государства может быть связана только с усилением богатых крестьян, и он стремился разрушить общины, дать возможность крестьянам стать крепкими землевладельцами. Поэтому ему приходилось вести очень тяжелую борьбу с крайне правыми и крайне левыми. Он успешно справился с революцией, подавив ее малой кровью, упрочив законодательную базу (адвокаты могли участвовать в следствии с самого начала, даже когда речь шла о «бомбистах», военно-полевые суды были ограничены в своих правах), и одновременно продолжалось экономическое развитие России.

Хочу отметить следующее. В третьей Думе проявилось, что разделение духовенства по фракциям ведет к расколу, не было у духовенства единой позиции в Думе по многим вопросам. Они примыкали к разным фракциям. То же было и в четвертой Думе. В четвертой Думе: два священника-прогрессиста и правоцентристов — 23 священника, а среди правых — 19 священников и два епископа. Евлогий (Георгиевский) в четвертую Думу не попал, он был противником использования Церкви в интересах государственной власти в 1912 году, и в результате Синодом ему было запрещено баллотироваться. Ситуация в 1912 году была иная. Столыпина уже не было, и правительство имело уже несколько иной курс.

Деятельность духовенства в Думе была малорезультативна. Если не считать того, что духовенство ограждало имущественные права Церкви в дебатах по смете Святейшего Синода и того, что духовенство способствовало принятию в Думе нового приходского устава в 1914 году, ничего значительного в интересах Церкви духовенству сделать в Думе не удалось, хотя политические страсти через думское духовенство стали растекаться по всей клерикальной среде.

Что касается подготовки Поместного Собора, то период с 1907 по 1917 год ничего в данном случае не дал. Было 28 февраля 1912 года учреждено при Святейшем Синоде Предсоборное Совещание, в которое входило 7 членов, в том числе три архиерея: Сергий (Страгородский), Антоний (Храповицкий), Евлогий (Георгиевский), но они лишь несколько оживили обсуждение вопроса о желательности Поместного Собора, но ничего подобного тому, что было сделано Предсоборным Присутствием, сделать им было невозможно. И только в 1916 году доведенное, в общем-то, до отчаяния думское духовенство всех фракций, объединилось и обратилось к Государю с прошением, в котором его призывали немедленно созвать Поместный Собор. Но этот призыв духовенства не был услышан в 1916 году Государем. Поместный Собор так и не был при Императоре Николае II созван.

Духовенства в крайне правых партиях было больше, чем в других,  но духовенство вело себя по-разному.  Антоний (Храповицкий) был одним из самых активных участников этих организаций и возглавлял, будучи Волынским архиереем, Волынское отделение «Союза Русского Народа». Даже в церковных типографиях, в частности, в Почаевской Лавре, печаталась пропагандистская литература организации. Антоний (Храповицкий) был одним из первых церковных иерархов, который резко осудил еврейские погромы, и это было очень авторитетное слово, потому что их осуждал один из лидеров «Союза Русского Народа». Нужно сказать, что, хотя антисемитские настроения на Волыни были очень распространены, как и во всей Украине (это давняя история противостояния евреев и православных), когда Антоний (Храповицкий) был там архиереем, на Волыни погромов практически не было. Но в этих организациях были люди, которые признавали  террористические  методы.  Они  указывали  на обилие евреев в революционных организациях и делали примитивный вывод: значит, надо всех евреев перебить. Конечно, такие лично честные люди, как Антоний (Храповицкий), никакого отношения к погромам не имели и всячески пытались их предотвращать.

Так, например, Шульгин, который сам считал себя принципиальным антисемитом, во время процесса Бей лиса в своей газете «Киевлянин» доказывал, что это — фабрикация.

На процессе Бейлиса выступал профессор протоиерей Глаголев из Киевской Духовной Академии, известный гебраист, и профессор Троицкий из СПбДА, которые вообще отрицали существование ритуальных убийств в талмудическом иудаизме. И их слово, конечно, имело значение, когда выносился оправдательный приговор Бейлису. Отдельные представители клира, безусловно, могли быть настроены антисемитски и участвовали в таких террористических актах, но это не значит, что все члены «Союза Русского Народа» были погромщиками.

Многие боевики «Союза Русского Народа» записались в 1917 году в красную гвардию. Это был определенный тип людей. Люмпенизированные маргиналы, они метались от крайне левых к крайне правым, их не смущало то, что в Красной гвардии они шли под руководством товарища Троцкого из ВРК, главное — была возможность пограбить, понасильничать. А таких людей было немало в крайне правых и крайне левых организациях.

Духовенство же в крайне правые организации привлекало то, что они подчеркивали свою лояльность к существующей системе власти. Те, кто немного лучше разбирался в политике, понимали, что их позиция была бесперспективна, что по-настоящему интересы Российской монархии, Российской государственности отстаивают не крайне правые, а умеренные консерваторы типа октябристов, русских националистов, партии, которые поддерживали Столыпина. Поэтому думское духовенство, наиболее активное политически, примыкало больше к этим фракциям. Столыпин к крайне правым относился очень резко. Объективно они мешали ему проводить свои реформы больше, чем крайние левые, ибо они пытались ему мешать на уровне высших сфер, придворных кругов.