Главная > Патрология > Коваль Т.Б. Христианское понимание собственности (Мужи апостольские и апологеты о собственности и богатстве)

Коваль Т.Б. Христианское понимание собственности (Мужи апостольские и апологеты о собственности и богатстве)

Сегодня проблема собственности приобрела особую актуальность, смысл и значение. Особенно остро стоит вопрос о частной собственности. Тому есть несколько причин.


Вступление
1) Актуальность проблемы частной собственности в современной России.

Сегодня проблема собственности приобрела особую актуальность, смысл и значение. Особенно остро стоит вопрос о частной собственности. Тому есть несколько причин.
Во-первых, Россия продолжает сохранять “переходный” характер экономики и экономического сознания. Коммунистическое наследие, в котором частная собственность играла роль “первородного греха”, окончательно не преодолено. Негативное отношение к “частнособственническим инстинктам” во многом сохраняется. Не случайно поэтому многие россияне до сих пор негативно относятся к самому понятию частная собственность, а нередко испытывают и ненависть к тем, кто ею обладает. В целом можно сказать, что современное российское общество, переживая все более углубляющуюся социальную поляризацию, не имеет однозначных и ясных ориентиров в отношении к частной собственности.
Во-вторых, не совсем ясно, как именно новый политический режим будет (или не будет) относится к собственности и собственникам не на словах, а на деле. В условиях возрастания угрозы умаления демократии вопрос о частной собственности становится знаковым. Соблюдение прав собственников и неприкосновенности частной собственности станет индикатором соблюдения гражданских прав и свобод в целом.
В-третьих, нельзя не отметить, что именно сейчас Русская Православная Церковь впервые в истории предоставила свою социальную доктрину, официальную точку зрения по всем социальным и социально-экономическим вопросам. Важность принятого документа трудно переоценить.
Таким образом, общественная, политическая и религиозная жизнь выдвигает проблему собственности на первый план. В этом контексте важно обратиться к христианскому пониманию проблемы собственности.

2) Постановка проблемы. Цели и задачи доклада

Но что есть “христианское понимание” и “христианское отношение” к собственности? Ведь существуют явные расхождения между православным, католическим и протестантским видением проблемы, не говоря уже о разбросе во взглядах на этот вопрос среди многочисленных христианских течений и сект (1). Не менее глубоки различия в рамках одного христианского исповедания, например, Православия или Католицизма, в разные исторические эпохи. Тогда, что именно в понимании проблемы собственности в христианстве можно считать исторически преходящим, а что, наоборот, неизменным?
В данном докладе я предлагаю сосредоточиться только на одном аспекте. Попробуем мысленно перекинуть мост длиной в два тысячелетия. Обратимся к эпохе раннего христианства, к самым его первым векам. Как в то время христианские пастыри видели проблему собственности? Какие этические принципы полагали в основу отношения к собственности и богатству? В чем они были единодушны и что вызывало разногласия по данной проблеме?

3) Общая характеристика эпохи и писаний ранних Отцов Церкви

Самыми ранними, первыми Отцами Церкви были “мужи апостольские” и “апологеты”.
“Мужи апостольские” - так стали называть в богословской науке с 17в. учеников самих апостолов или учеников их учеников. Они жили в конце I - начале II в.в. К мужам апостольским относятся два ученика апостола Иоанна - св. Игнатий Богоносец и св. Поликарп Смирнский, а также св. Климент Римский; Папий; Ерм - автор апокалипсического сочинения “Пастырь”, который многими признавался за ученика апостола Павла; неизвестный автор “Учения двенадцати апостолов”).
Писания мужей апостольских пользовались большой популярностью и авторитетом. До определения новозаветного канона в IV в. они воспринимались как неотъемлемая часть Нового Завета.
В II - IIIв.в. на смену мужам апостольским приходят так называемые апологеты, которые выступили в роли адвокатов христианства перед лицом враждебного ему мира. Основная цель их писаний заключалась в защите христианства от гонений со стороны властей и критики со стороны языческих писателей, иудейских законников, а также представителей различных философских школ. (К апологетам относятся такие выдающиеся мыслители раннехристианской эпохи как Кодрат, св. Иустин Мученик, Татиан, Афигагор, Феофил Антиохийский, Минуций Феликс, св. Ириней Лионский, Тертуллиан, св. Климент Александрийский и Ориген. Одни из них впоследствии признаются Отцами Церкви, другие в той или иной степени отходят от нее.)
В отличие от сочинений мужей апостольских, написанных в форме, близкой к проповеди или развернутым притчам, апологии были первыми сочинениями христианской философии, логически доказывающими истину и отстаивающими ее в споре с нехристианскими мыслителями (в основном с языческими философами, - с одной стороны, и гностиками, - с другой). Апологеты, по словам известного патролога И.В.Попова, “старались представить учение Священного Писания философией, но наиболее чистой, истинной, достоверной, популярной и действенной”(2). В своем единстве сочинения мужей апостольских и апологетов составляют “доникейскую” патрологию (то есть до Никейского Собора 325г.) Они отличаются своим неповторимым характером, особенной свободой, смелостью и непосредственностью.
Конечно, писания мужей апостольских и апологетов были посвящены прежде всего различным вопросам духовной жизни, но, тем не менее, в них содержится много материала, позволяющего оценить их отношение к социальным проблемам, в частности к проблеме собственности, богатства и бедности.
Конечно, в освоении этого материала есть множество трудностей. Для меня лично особенно непросто воспринимать писания ранних Отцов Церкви как они есть, отрешившись от всего, что было сказано великими церковными мыслителями последующих эпох. Ведь существует опасность видеть тексты ранних Отцов Церкви сквозь призму “общепринятых” идей, сформировавшихся в позднейшие эпохи в церковных традициях Западного и Восточного христианства. Кроме того, необходимо постоянно учитывать историческую обстановку и духовный климат раннехристианской эпохи в целостности, не игнорируя ее противоречий.
В этой связи необходимо отметить два существенных момента. Они связаны с особой эсхатологической атмосферой, отличавшей эпоху первых веков христианства. ( Эсхатологические настроения последующих эпох имели иной характер). Тогда же все христиане радостно и напряженно, со дня на день ожидали второго пришествия Христа. Его уход казался чем-то очень кратковременным. “Уже последние времена” - говорил св. Игнатий Богоносец (3). “Нам, нашему поколению, еще до сотворения мира Бог назначил увидеть конец времен” – эти слова Тертуллиана отражают убеждения христиан той эпохи. Причем радость встречи с любимым Учителем затмевала ужас при мысли о близком и катастрофическом конце земной жизни и истории. Осуждение практически всего человечества и спасение немногочисленного “остатка” воспринималось как нечто само собой разумеющееся, а наступление Царства Божия, Нового Иерусалима мыслилось как внезапное явление Божественного Всемогущества.
Первым следствием этого особого эсхатологизма было сосредоточение на жизни небесной и вечной, а не земной и временной. Это настроение ярко выразил Тертуллиан, говоря о том, что именно из-за наступления конца времен “Господь велит нам укрощать и отсекать мирские вожделения”.
Это “отсечение” мирских, земных интересов перед лицом близкого конца мира означало, что вообще ничто земное не рассматривалась как самоценное. К чему задерживаться мысленно на чем-либо земном, испытывать к нему привязанность, если завтра ему настанет конец? В Апологии Афинагора Афинянина говорится: “Имея надежду вечной жизни, мы (христиане) презираем здешние житейские дела и даже душевные удовольствия”(4).
Все земные ценности, начиная от семьи, брака и заканчивая собственностью, рассматривались как лишенное смысла бремя, препятствующее вхождению в новую преображенную жизнь. Поэтому в ряде случаев (в зависимости от контекста) то, что можно принять за призыв к аскетике, (например, совет не обзаводиться семьей и рожать детей, или не иметь вовсе никакой собственности), есть скорее проявление этого особого эсхатологизма. Здесь ясно слышится призыв к осознанию бессмысленности земных ценностей и благ перед лицом уже почти наступающего конца света.
Так или иначе, но весь земной активизм, творчество, культура, совершенствование социальных отношений, вообще все, нацеленное на долговременную перспективу и передачу будущим поколениям, теряло смысл. “Не было поэтому чувства истории, а только апокалиптического исполнения времен . Не могло быть чувства культуры и творчества” – отмечал в этой связи арх. Киприан Керн (5). Об этом же говорил прот. Иоанн Мейендорф, отмечая, что “ такая эсхатология не дает основания ни для какой христианской миссии по отношению к обществу или культуре…Эсхатология ухода от мира, конечно, психологически понятна и даже оправдана в те времена, когда христианская община, из-за внешнего давления и преследования, принуждена войти в себя и изолироваться от мира. Как это случилось в первые века и случается в наше время, но, превращенная в систему, она явно не согласна с новозаветным представлением о мире как целом: “Новый Иерусалим” – не только свободный дар Божий, сходящий с небес, но и запечатление и исполнение всех разумных усилий и добрых стремлений человечества, преображенных Богом в новое творение”(6) .
Вторым следствием было сосредоточение на этической проблематике. Эсхатология и этика выступают у ранних Отцов Церкви в неразрывном единстве. Церковь предстает не только религиозным, но религиозно-нравственным сообществом. Писания ранних Отцов Церкви обращены не только к уму, но и к нравственному чувству. Показательно в этом отношении, что ранние Отцы Церкви приводили в качестве доказательства истинности христианства праведность жизни христиан и их готовность умереть за веру.
Так, например, Св. Иустин Философ, доказывая истинность веры во Христа, говорил о глубоком нравственном перевороте, который совершается в душе человека, переходящего от язычества к христианству. Особое внимание он обращал на то, что все земные проблемы перестают быть для верующего главными, а земные блага - единственными. До обретения веры в Христа, говорит св. Иустин, “мы более всего заботились о снискании богатства и имения”. После крещения - “и то, что имеем, вносим в общество и делимся со всяким нуждающимся” (7) Таким образом, проблема собственности и богатства сразу же входит в нравственную проповедь ранних Отцов Церкви. По их мысли, именно отношение к собственности и земным благам служит тем индикатором, которое отличает языческий образ жизни от христианского.
Тесная связь богословия с этикой проявлялась в частности в том, что социальные и экономические проблемы не рассматривались в этот период отвлеченно. Внимание мужей апостольских и апологетов сосредотачивается прежде всего на внутреннем мире человека, а не проблемах социального неравенства, богатства или бедности вообще. В центре внимания - человеческие мысли, чувства и поступки, связанные с богатством или бедностью. Ибо, по выражению Минуция Феликса “что бы ни делала судьба, у человека душа свободна и в нем судится его действие, а не внешнее положение” (8) Таким образом, не собственность, но внутренний мир и поведение собственников, не рабство, а рабы и их хозяева – так ставят вопросы социальной и трудовой этики раннехристианские мыслители. Они обращались к окружающим их людям с проповедью определенной системы ценностей и поведения. Все вопросы, так или иначе связанные с социальной и экономической жизнью, культурным творчеством и цивилизационным развитием, были вписаны в общий контекст этического учения.

4) Исходная позиция мужей апостольских и апологетов в постановке проблемы собственности и земных благ

Свои рассуждения о собственности, богатстве и земных благах мужи апостольских и апологеты строили исходя из веры в единого Бога Творца всего сущего и Иисуса Христа Сына Божия.
Проповедь единого Бога Творца была обращена прежде всего к язычникам, которые придерживались многобожия. В писаниях мужей апостольских и апологетов Бог предстает Творцом всего сущего, Вседержителем и Владыкой мира. Слова псалмопевца, - “Господня земля и что наполняет ее, вселенная и все живущее в ней” (Пс.,23,1); “Моя Вселенная и все, что наполняет ее (Пс.,49,12), - становятся путеводными для мужей апостольских и апологетов. Согласно Феофилу Антиохийскому “Бог назван Богом потому, что положил все в своей крепости…, называется Господом, потому что господствует над всем, - Отцом, потому что существует прежде всего, - Зиждителем и Творцом, потому что все создал и сотворил, - Всевышним, потому что превыше всего, - Вседержителем, потому что всем управляет и все содержит. Ибо и высоты небес, и глубины бездн, и пределы вселенной в руке его…” (9)
Вера в Бога Творца неотделима в писаниях ранних Отцов Церкви от идеи о благости всего сотворенного, как невидимого, так и видимого, то есть материального мира. В этом отношении писания мужей апостольских и апологетов противостояли гностическому дуализму и ложному пониманию духовности, осуждающей плоть и материю. Не случайно поэтому многие апологеты, как, например, св. Ириней Лионский в своем фундаментальном труде “Обличения и опровержения лжеименного знания”, подробно рассматривали и опровергали гностическое осуждение материи как субстанционального зла.
Признание материального мира благим стало основой для развития идей ранних Отцов Церкви о Боговоплощении. При этом, как справедливо отмечал Л.П.Карсавин, ранние Отцы Церкви “не задумывались над тем, насколько точно выражали они тайну Боговоплощения. Ибо им она не сама по себе была существенна. - Они хотели - в противовес язычеству и гностицизму - обосновать христианское понимание мира как благого, хотя и грешного творения Божьего, абсолютную ценность человеческой жизни” (10). Показательно, что Аристид, Афинагор, Татиан и другие мыслители раннехристианской эпохи восторгались сотворенным видимым миром, полагая что само созерцание красоты и гармонии всей природы, неба, земли, моря, солнца приводит к постижению Единого Бога.
Признание Бога Творцом и Господином вселенной, - с одной стороны, и всего сотворенного, в том числе и видимого, материального мира, благим, - с другой стороны, составляют ту основу, на которой строились рассуждения ранних Отцов Церкви о собственности и материальных благах в целом.

5) Основные общие положения в постановке и раскрытии проблемы собственности и земных благ

В писаниях мужей апостольских и апологетов можно найти как общие для всех авторов идеи относительно собственности и богатства, так и проследить определенные различия во взглядах по этим вопросам. Обратимся сначала к тому общему, что объединяло взгляды ранних Отцов Церкви на указанные проблемы.
1. Бог как Творец и Господин творения есть “верховный собственник” самой жизни человека и всех благ (материальных и духовных), их податель и распорядитель.
Бог, являясь Творцом вселенной, является и ее Господином. У вселенной “есть господин, который правит ею и пребывает в ней, и это – Бог всемогущий” - говорит Ориген (11).
Как истинный Господин и Владыка вселенной, Господь является в то же время и “верховным собственником” всего сущего: по слову Тертуллиана “нет ничего нашего, поскольку все - Божее” (12).
Человек владеет тем, что ему дает Бог, и Бог является подателем всего – и жизни, и благ. “Он Сам все подает нам” – говорит св. Иустин (13). По его словам, христиане благодарят Бога за все, и, в частности, за саму жизнь и за подаяние средств к жизни: “за то, что мы сотворены, за все средства к благосостоянию нашему” (14). Отец Небесный “дары свои охотно и ласково раздает приступающим к Нему с чистым расположением” - говорил св. Климент Римский (15) .

2. Все блага, подателем которых является Бог, предназначены для всех людей.
Св. Ириней Лионский говорит в этой связи, что Бог, Который “благоволительно повелевает солнцу своему восходить над всеми и посылает дождь на праведных и неправедных, будет судить тех, которые пользуясь Его равно распределяемой благостью - (курсив мой), жили не соответственно дарам Его щедрости, но в удовольствии и роскоши проводили дни свои вопреки Его благости и даже богохульствовали против Того, Кто оказал на них столько благодеяний” (16).
Климент Александрийский в своем произведении “Педагог” так развивает эту идею : “Бог создал человечество для братского общения.., все доставляя всем, даровав в общее достояние для всех. Все, следовательно, должно быть общим, и богатые не должны желать более иметь, чем другие… Знаю, что Бог дал нам наслаждаться, но только в пределах необходимого, и по Его воле наслаждение должно быть общим. Это не в порядке вещей, чтоб один в изобилии жил, тогда как многие терпят нужду” (17).
Тертуллиан доводит эту идею до формулы : “И то, что кажется нашим, на самом деле чужое.., поскольку все –Божее (18) .
Таким образом, никто не должен эгоистически пользоваться избытком благ в ущерб ближнему или стремиться завладеть всеми благами. Отсюда - призыв ранних Отцов Церкви давать по возможности ближним из своей собственности и подражать в этом верховному подателю всех благ – Богу.
“Отец хочет, чтобы всем было раздаваемо от даров каждого” - говорится в “Учении двенадцати апостолов” (19) И почти то же говорит Ерм, автор “Пастыря”: “Всем давай потому, что Бог хочет, чтобы всем было даруемо из Его даров”.
Человек, по мысли автора “Послания к Диогнету”, призван подражать Богу. Таким подражателем будет, в частности, и тот, кто “полученные им от Бога дары раздает нуждающимся и делается так сказать богом для получающих от руки его” (20).
В “Учении двенадцати апостолов” совет приобретает форму императива: “Разделяй все с братом твоим, и не говори, что эта твоя собственность, ибо если имеете общение в бессмертном, то не тем ли паче и в смертных вещах?” (21) .
Памятование о всеобщем предназначении благ и любовь к ближнему становятся основой для исполнения долга милосердия в отношении нуждающихся. Милостыня, понятая в широком значении слова, одна из главных добродетелей христианина и его нравственный долг. Более того. В этом заключается один из способов подражания Богу. “Ибо не в том состоит блаженство, чтобы иметь власть над другими, или быть сильнее слабейших, или быть богатым и притеснять низших, таким образом никто не может подражать Богу; это не достойно Его величия. Но тот, кто принимает на себя бремя ближнего, кто имея в чем-либо превосходство, благодетельствует другому низшему себя, кто полученные им от Бога дары раздает нуждающимся …тот есть подражатель Богу” (22) .
В “Учении двенадцати апостолов” говорится о необходимости делиться с ближними своей собственностью: “Не будь простирающим руки, чтобы брать, и убирающим, когда нужно дать. Если что имеешь от трудов рук своих, отдай во искупление грехов твоих. Давай, не колеблясь, и давая, не ропщи, ибо ты знаешь, Кто есть добрый Воздаятель награды”. Св. Климент Римский в своем Первом послании коринфянам призывает: “Богатый подавай бедному, и бедный благодари Бога, что Он даровал ему, через кого может быть восполнена его скудость.” (23) .
В “Пастыре” Ерма дела милосердия также призывает “щедро раздавать нуждающимся”. Увещевая тех христиан, которые владеют многим, “Пастырь” говорит: “Такое невоздержание вредно для вас, которые имеете и не делитесь с нуждающимися. Подумайте о грядущем суде. Вы, которые превосходите других богатством, отыскивайте алчущих, пока еще не окончена башня. Итак, смотрите вы, гордящиеся своими богатствами, чтобы не восстенали терпящие нужду и стон их взойдет к Господу и исключены будете со своими сокровищами за двери башни” (24).
В этой связи встает вопрос – всем ли просящим нужно уделять из своей собственности? Или необходимо быть уверенным, что просящий действительно нуждается в помощи? И как много, до какой степени необходимо раздавать собственность?
“Пастырь” Ерма и “Учение двенадцати апостолов” говорят не только о тех, кто дает милостыню, но и о тех, кто берет ее. “От плода трудов твоих, который дет тебе Бог, давай всем бедным просто, ни мало не сомневаясь кому даешь... Берущие отдадут отчет Богу, почему и на что брали. Берущие по нужде не будут осуждены, а берущие притворно подвергнутся суду. Дающий же не будет виноват, ибо он исполнил служение, какое получил от Бога, не разбирая, кому дать и кому не давать, и исполнил с похвалою пред Богом“ (25).. Так и “Учение двенадцати апостолов” возлагает ответственность на того, кто просит: “Увы берущему : если берет кто, имея нужду, он будет неповинен, но не имеющий нужды даст ответ, зачем и для чего он взял” (26).
В целом ряде сочинений мужей апостольских и апологетов содержится идея гармонического существования и взаимопомощи богатых и бедных. Причем не только богатый может помочь бедному, но и бедный помогает богатому. “Богатый имеет много сокровищ, но беден для Господа; развлекаемый своими богатствами, он очень мало молится Господу... Но когда богатый подает бедному то, в чем тот нуждается, то бедный молит Господа за богатого, и Бог подает богатому все блага; потому что бедный богат в молитве и молитва его имеет великую силу пред Господом. Богатый подает бедному, веруя, что ему внимает Господь, и охотно и без сомнения подает ему все. заботясь, чтобы у него не было в чем недостатка. Бедный благодарит Господа за богатого, дающего ему. Тот и другой делают дело... во время засухи вяз, имея в себе влагу, питает виноградную лозу, а виноградная лоза, имея постоянную влагу, дает двойной плод, и за себя, и за вяз. Так и бедные, моля Господа за богатых, бывают услышаны, и умножают богатства их, богатые, помогая бедным, ободряют их души... Блаженны те, которые, имея богатство, чувствуют, что они обогащаются от Господа, ибо кто почувствует это, тот может делать нечто доброе” (27)

Важно отметить, что все это не отменяет законности права частной собственности.
Мужи апостольские и апологеты, как и авторы книг Ветхого и Нового Заветов, исходят из факта обладания людьми частной собственностью. Закон Моисея, который, по выражению св. Климента Александрийского, есть “воспитание разнузданных детей” (28), содержит запрет на покушение на собственность другого: заповедь “не укради” и заповедь “не пожелай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего”.
В писаниях мужей апостольских и апологетов трудно найти обширные комментарии к этим заповедям, подобные тем, которые будут сделаны несколько позже, например, Блаженным Августином. Тем не менее, в “Учении двенадцати апостолов” прямо повторяется заповедь “не кради” и “не желай того, что принадлежит ближнему”. К вечной погибели ведут преступления нравственных заповедей. “Учение двенадцати апостолов” называет 43 таких преступления, причем 7 из них относятся к порокам, так или иначе связанным с собственностью. Кражи, хищения, любостяжания стоят в одном ряду с убийством, блудом, волхованием. Также и те, кто отворачивается от нуждающихся, не милуют нищих “Учение двенадцати апостолов” ставит в один ряд с убийцами детей. В Послании апостола Варнавы приводится аллегорическое толкование заповедей Моисея о запрете на употребление в пищу определенных животных. Слова из Ветхого Завета “не ешь ни орла, ни ястреба, ни коршуна, ни ворона” Варнава трактует как совет не иметь дела с ворами и грабителями: “не прилепляйся к таким людям, которые не умеют доставлять себе пищу трудом и потом, но беззаконно похищают чужое” (29) Памятуя о том, что в конечном итоге все блага – Божии и что предназначены они всем людям, ворами и грабителями могут считаться и те неправедные богачи, которые стремятся присвоить себе все, лишая остальных средств к существованию.

Многие ранние отцы Церкви говорят об отношении к собственности в раннехристианских общинах. Во всех случаях речь идет о добровольном пожертвовании собственности в пользу ближних, а не о каком-либо принудительном перераспределении.
Раннехристианские общины практиковали обобществление имущества, о чем упоминается уже в Деяниях Апостолов : “ У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из своего имения своего не называл своим, но все было у них общее...Не было между ними никого нуждающегося; ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам апостолов , и каждому давалось , в чем кто имел нужду” (Деян. 4, 32, 34, 35). Так и по слову св. Иустина Философа “...достаточные из нас помогают всем бедным, и мы всегда живем за одно друг с другом...Достаточные же и желающие, каждый по своему произволению (курсив мой), дают, что хотят, и собранное хранится у предстоятеля; а он имеет попечение о сирых и вдовах, о всех нуждающихся по болезни или по другой причине, о находящихся в узах, о странниках издалека, вообще печется о всех, находящихся в нужде” (30)
Весьма ценны в этом отношении свидетельства св. Поликарпа Смирнского о жизни христианских общин и тех проблемах, с которыми они сталкивались. Так, он говорит о пресвитере Валенте, который вместе с женой, по любостяжанию, утаил деньги, данные для бедных. “Кто предается любостяжанию, тот оскверняется идолослужением и достоин считаться в ряду язычников”. Однако, св. Поликарп увещевает не относится к Валенту как к врагу, но простить его и стараться исправить его как вообще должны исправляться “члены страждущие и заблудшие” (31) .
На эту проблему обратил свое внимание и св. Климент Александрийский, рассматривая историю с Ананией с его женой Сапфирой, которая приводится в Деяниях святых апостолов. Продав имение, они оставили себе часть, а часть отдали общине, солгав, что отдали все. Апостол говорит Анании, что он солгал “не человекам, а Богу”. После разоблачения они умирают. Соответствует ли столь жестокое наказание незначительному проступку? Св. Климент не обходит этот вопрос, трактуя его аллегорически. По мнению св. Климента, “Подобно тому, как Моисей только словом убил египтянина, когда тот несправедливо ожесточился против еврея, так и апостол Петр “убил словом неправедно утаивших часть цены поля и солгавших” (32).
Таким образом, мужи апостольские и апологеты учат человечество высшему братству. высшей общности в Боге. Во Христе. В евангельском духе любви это братство может осуществиться. Ранние Отцы Церкви все в мире считали Божиим. Тому, Кто сотворил мир, принадлежит все. И сам человек в конечном счете принадлежит не себе, а Богу. Подобно тому как по любви к людям Бог дарует и саму жизнь, и средства к жизни, так и по любви к Богу и ближним люди должны, отказавшись от эгоистических стремлений, отдавать свое. В братской любви стирается грань между “моим” и “твоим”, собственность объединяется. Там, где нет духовной общности в любви и вере, не может быть и подлинной общности в собственности. При этом всякое покушение на собственность ближнего есть великий грех. Покушение на собственность другого есть покушение и на его личность. Человек имеет право только отдавать другим, но не брать у других.