Расположение монастыря, его планировка создают внешние условия, от которых во многом зависит строй монастырской жизни. Основные же принципы внутренней жизни монастыря определяет его Устав.

Рассмотрим вопрос о монастырском Уставе-типиконе Нило-Сорского скита. Им является, как установила Ф. Лилиенфельд, "Предание" преподобного Нила Сорского, а ближайшей и единственной аналогией ему среди известных монастырских типиконов можно считать "Предание" (ParaR dosiV) игумена Саввы Освященного (524 г.).

Исследовательница отметила содержательную и стилистическую близость двух "Преданий". В них "один ряд старинных монашеских правил, которые встречаются в самых древних монашеских трактатах и патериках, зато богослужебные указания очень скудны, дисциплинарные отсутствуют"44. В "упрощенности стиля" "Предания" преподобного Нила Сорского Ф. Лилиенфельд видит нарочитое примыкание к традициям древнего синайско-палестинского монашества, как они представлены "Преданием" Саввы Освященного. Она предполагает даже, что преподобный Нил посещал "классические лавры" Палестины и, может быть, Синая, где познакомился с традициями палестинского монастырского устройства45.

"Предание" преподобного старца Нила, действительно, имеет немало сходства с "Преданием" палестинского игумена. Но палестинское "Предание" не было готовым образцом монастырского типикона для преподобного Нила Сорского. Круг его источников гораздо шире. Излагая основные принципы монастырской жизни, Сорский старец ссылается в своем "Предании" на творения святого Иоанна Лествичника (там, где пишет о том, как поступать с "самочинниками", не желающими жить по монастырскому Уставу и заповедям святых отцов)46, святителя Василия Великого и святых Варсонофия, Исаака, аввы Дорофея (об иноческой милостыни, нестяжании, монастырских послушаниях и правиле "исхождения из келий")47, святителя Иоанна Златоуста (о неукрашении церковном). Кроме того, основатель скитского жития русского монашества приводит примеры из житий мученицы Евгении, преподобного Пахомия Великого48. Вероятно, он использовал и другие жития, в частности те, которые включил в свои агиографические сборники.

Здесь интересно заметить, что сами правила игумена палестинской Лавры были известны преподобному Нилу Сорскому, скорее всего, из "Жития Саввы Освященного", (находится в его агиографическом сборнике), а не в результате его путешествия в палестинскую Лавру. Ведь текст "Предания" преподобного Саввы уже в XV в. считался утраченным. Современник Сорского старца, известный церковный писатель Симеон, архиепископ Солунский, писал, что правила святого игумена сожжены персами при нападении на Лавру Саввы Освященного в 614 г.49 Их список был найден только в конце XIX в. русским исследователем, доцентом Киевской духовной академии А. Дмитриевским во время его научной командировки (1887-1888) по древнейшим монастырям христианского Востока в одной из рукописей XI-XII вв. (т.е. в более позднем переложении) библиотеки Синайского монастыря50.

Однако, как заметил сам А. Дмитриевский, издавший "Предание" святого Саввы, в "Житии Саввы Освященного", написанном современником святого преподобным Кириллом Скифопольским, наблюдается "по местам тождество с настоящими "правилами" ("Преданием Святого Саввы". - Е.Р.) не только по мыслям, но иногда даже в изложении. Достоверному биографу святого Саввы (преподобному Кириллу Скифопольскому. - Е.Р.), знакомому с письмами его, которые он цитирует в своем труде (житии. - Е.Р.), весьма естественно было знать и иметь под руками самые "правила" своего духовного отца, которыми, бесспорно, еще руководствовались в Лавре в бытность там преподобного Кирилла Скифопольского, т.е. спустя 38 лет после смерти преподобного Саввы Освященного (т.е. около 570 г. - Е.Р.)"51. Таким образом, естественно предположить, что "Житие Саввы Освященного" явилось для преподобного Нила Сорского ценным источником сведений об устройстве самой знаменитой палестинской Лавры.

Кроме "Жития Саввы Освященного" палестинская традиция скитской жизни хорошо представлена в житиях преподобных Евфимия Великого, Харитона Исповедника, Иллариона Великого, которые также находятся в агиографических сборниках святого Сорского старца.

Представляет значительный интерес рассмотрение различных традиций скитской жизни, отразившихся в Типиконе Нило-Сорского скита. Обратимся к тексту "Предания" преподобного Нила Сорского.

Старец Нил начинает свое "Предание" исповеданием Символа веры, затем объясняет, почему он "дерзнул" написать "Предание" - "убо слово Божие никто же должен есть таити своим нерадением, но исповедати свою немощь", "тако убо суть словеса святых отец и ина множайша, и сих ради испытавше Божественая Писания, предаем приходящим к нам и требующих сих"52. Далее преподобный Нил Сорский останавливается на "правилах приема" в скит. Тех, кто не хотел соблюдать Божественные заповеди и святоотеческие предания, он отправлял из скита "бездельны". Этот принцип сохранялся в Нило-Сорской пустыни и в XVII в. "Повесть" диака Плешкова сообщает, что монаху, желающему жить в скиту, рассказывали основные правила скитской жизни, испытывали, подходит ли он для безмолвия, и только после этого оставляли его в монастыре. "А иже внове аще кто к ним прииждет хотя с ним сожительствовати, настоятель же и братия вся во едину келию сойдутся и сматряют брата того, - аще мощно есть ему с ними и наедине в келии жити. Не сладце же брату тому исперва будет. Не бо се от злобы творяще, но яко да познают терпение брата того"53. 

Такая же традиция существовала и в других скитах. Скитской патерик (по списку преподобного Нила Сорского) рассказывает о преподобном Арсении Великом, пришедшем в скит преподобного Макария Великого, чтобы остаться там жить, старцы скита сначала испытали во время трапезы его смирение, бросили ему хлеб к ногам, как псу: "и видевше его священници церковнии, приведоша и к авве Иоанну Колову. Старец же восхоте искусити его, аще сотворит инока. И седящим им ясти хлеб остави его старец стояти единого... И якоже они начаша ясти взем старец един наксимод пред ним (преподобным Арсением. - Е.Р.) поверже" (РГБ. МДА. 207, л. 76). После такого испытания старец Иоанн Колов "видев многое смирение его глагола презвитерам (настоятелям скитских церквей - Е.Р.) сеи искусен инок хощет быти и не по мнозе времени даде ему келию... научив его подвизатися о спасении своем" (там же. л. 76 - 76 об.)

Афонские скиты следовали традиции египетского скита. Правило из Устава 1759 г. Андреевского Русского скита (его можно принять во внимание, так как скитские афонские уставы XVIII-XIX вв. составлялись, как заметил епископ Порфирий Успенский, на основе принципов сохранившихся древних уставов и устной традиции, хотя и с некоторыми изменениями, характерными для афонской жизни "нового времени" (уплата податей за жизнь в монастыре и т.д.)54 гласит: "Когда какой новичек придет в скит с тем, чтобы купить каливу (келью. - Е.Р.) сперва приводит его в Кириакон пред лик всех старцов, и читает ему все настоящие главы (Устав. - Е.Р.) одну за другой, и когда он обещает соблюдать все, что написано, и подчиняется - оплачивает в монастыре и может жить"55. 

Правил монастырской жизни, изложенных в "Предании" преподобного Нила Сорского, в сущности, немного. Большинство из них посвящено монашескому нестяжанию, они образуют цельную систему принципов скитской нестяжательной жизни.

Другая группа правил "Предания" более традиционна для монастырского Типикона: о согрешающих и "самочинниках"; об исхождении из келий и "келейном пребывании"; о рукоделиях; о мере пищи и пития; запрет входить в скит женщинам и отрокам; о странноприимстве. И в этом "Предание" Сорского старца напоминает наставления святых отцов, записанные в древних житиях, например в "Житии преподобного Харитона" (по списку агиографического сборника преподобного Нила Сорского). Приведем текст "Завещания" этого святого своим ученикам, который помещен в его житии: "Заповедует убо учеником своим о всяческих, елика составлению иночьскаго житиа подобнаа. (1) Время убо пищи уставль еже есть скончавающу дню. И не в сытость ясти, но просящи и еще утробе престаати, быти же пищи хлеб токмо и соль иных снедеи место наполняющи, питие ж вода и та со страхом приемлема и в меру. (2) Таже о пении и молитве завеща. Дневней вкупе и нощнеи бываеме, (3) ненавидети же праздность, яко многих зол виновну, но дело руками даати священными псалмы съпеваемо. (4) Аще ли же кии помысл суетен, яко ж некий плевел от общаго все врага в сердечной всеется земли, постом сего и молитвы отсекати мечем. Да не вмещение обрящет горкии своеа страсти родити плод... (5) К сим же поучяще яко не подобает хожениа частаа творити. Безмолвию же радоватися матери добродетелем сущи, и очес душевных мудрование художне и чисте имущи. (6) Ни о человеколюбии же словеса преиде не воспомянуша. Но и о тех прилежне имеяше. Приложи бо рек. Аще есть мощно. Ни единаго приходящих тщама отпускати рукама. Да не како утаится вам Христа презрети, единаго от просящих видом показавшася." (РНБ. Кир.-Бел., 23/1262, л. 28 об. - 29 об.). (Цифровое разделение мое - для удобства прочтения текста. - Е.Р.).

Итак, в числе основных "составляющих" иноческое житие преподобный Харитон, выделил правила: о времени и мере пищи, о молитве (правда, в житии это правило только названо, но подробно не оговорено), о рукоделии, о борьбе с помыслами, об исхождении из келий и хранении "безмолвия", о странноприимстве. Эти правила есть в "Предании" преподобного Нила Сорского, хотя акценты в своих поучениях старец Нил иногда ставит другие. Меру "пищи и питиа" он определяет просто - "противу силе своего тела и души окормлениа кыиждо да творитъ, бегая пресышениа и сластолюбиа"56. Правило об обязательном рукоделии в его "Предании" имеет больше "нестяжательный" акцент, более подробно говорится об "исхождении" из келий и из монастыря, традиционен завет странноприимства: "Аще ли же странен кто приидет, упокоити его елико по силе наши, и по сих, аще пребудет, даяти ему благословения хлеба и отпустити его"57. В "Предании" святого Нила Сорского отсутствует поучение о борьбе с помыслами, о молитве и хранении "безмолвия" - главной иноческой добродетели. Но этому он посвятил отдельное сочинение - свои главы "О мысленном делании".

Излагая общие принципы иноческого жития, преподобный Нил Сорский много внимания уделяет правилам-запретам, цель которых - сохранить "благочиние" в монастыре, уберечь иноков скита от падений, от влияния "мира", в этом основное сходство его "Предания" с "Преданием" преподобного Саввы Освященного. Выходить из скита без благословения настоятеля и не в "уставленное" время запрещалось. "Происхождения же от обителей наших творити не просто и якоже прилучися, но точию уставленная и нужднаа. Безвременно бо не благословно исходити ис келеи не подобно, яко глаголет Великыи Василеи: настоятель благочинне да уставляет братии раздаяниа делом. Такоже и отхождение комуждо ключимое и подобное да повелевает..."58.

Исхождение из кельи допускалось по "Уставу скитского жития", который был принят в Нило-Сорском скиту, во вторник, четверг, субботу и воскресенье (т.е. в непостные дни), Великим Постом - в субботу и воскресенье (РНБ. Кир.-Бел., 25/1102, л. 230).

В кельях иноки могли собираться вместе или принимать странников только для духовного наставления: "Въ келияхъ же наших таковым подобает приносити словеса братиямъ и страннымъ; о них же извествуемся, яко к съзиданию и исправлению душам творити беседование, имуще сему с художством слышати и рещи полезнаа"59. 

Это правило "келейнаго пребывания" считалось святыми отцами одним из обязательных условий спасительной жизни инока. Постоянное пребывание в келье, наряду с постом и сокрушением о грехах, основатель египетского скита - преподобный Макарий Великий почитал особенно необходимым для инока60. О святом Арсении Великом в его житии сказано, что он "не исхождаше чясто" из своей кельи - "инии убо творяху службу его" (РГБ. МДА, 207, л. 76 об.). После преставления преподобного Арсения Великого старцы скита рассказывали своим ученикам об образе жизни святого, что он "все время жизни его седя над ручным делом. Платъ имаше на лоне, слез ради падающих от очию его" (РГБ. Вол. собр., 630, л. 271). Некоторые подвижники скита, как сообщает патерик, не оставляли свои кельи даже ради церковной службы: "Глаголааху о авве Марку, египтянине, яко пребысть 20 лет, не исходя ис келиа своея, имяше же обычай презвитер приходити и творити ему причащение" (РНБ. Кир.-Бел., 20/1259, л. 92). Пресвитер Руфин сообщает, что в пустыне "Келлий" по скитским традициям все монахи пять дней недели безысходно находились каждый в своей келье, и только обладающие "даром назидания" могли заходить в кельи к инокам61.

В своем "Предании" преподобный Нил Сорский запрещает входить в скит женщинам, принимать отроков, держать скот "женьска рода на послужени"62. Эти правила соблюдались по древней традиции во всех скитах. Преподобные Савва Освященный и Евфимий Великий, как рассказывают жития, не принимали к себе "голоусых и безбрадых". Посылая отрока на возрастание в киновию преподобного Феодосия Великого, святой Савва говорил так: "чадо нелепо есть и пакостно сице в Лавре без брады имети кого. Се бо и старии скитьстии отцы установили. И мне предаша Еуфимиева чадь тако" (то есть монахи монастыря преподобного Евфимия Великого) (РНБ. Кир.-Бел. 23/1262, л. 306 - 306 об.). Женщинам входить в Лавру преподобного Саввы Освященного запрещалось даже для молитвы.

Самым строгим образом эти правила исполнялись и на Афоне, чему преподобный Нил Сорский был "самовидцем". Афонский Трагос (сборник царских и иных указаний для афонских монахов) несколько раз повторил запрет принимать в афонские монастыри "голоусых и безбрадых": при царе Мануиле Палеологе (1437-1440) был издан указ "не принимать на Гору безбрадых, даже родственников по плоти, кто дерзнет - будет проклят, кто не удалит от себя - будет под анафемой"63. Правило 1575 г. из Трагоса гласит: "безбрадым детям не жить на Горе ни под каким предлогом"; монах, нарушивший запрет, " да будет отлучен и проклят и не достоин прощения и не истленет по смерти"64. Оговаривая меру "пищи и пития", святой Нил Сорский особо подчеркивает, чтобы "пианство же пити" в скиту не держали "никоего питиа"65. В этом он, очевидно, придерживался устава Кирилло-Белозерского монастыря. Пахомий Серб, написавший "Житие и подвиги преподобного отца нашего игумена Кирилла", особо отметил, что Кирилл Белозерский "устави же не токмо же при своем животе меду и иному, елика пианства имуть, не быти, но паче и по своем преставлении таковым не обретатися повеле"66. 

Преподобный Нил Сорский в своем "Предании" строго предупреждал братию об опасности "самочинства" в скиту, т.е. жизни по своей воле. "Мнозем же ненавидимо, еже по Бозе своеа воля отсечение, но свое кождо оправдание лихоимствует. О таковых въ Божественнеи Лествици рече: лучши есть отгнати, неже своа воля оставити творити"67.

Этот принцип монастырской жизни сохранил в своем монастыре и Иннокентий Охлябинин. В разделе "О самочинниках" своего "Завета" он говорит: "Аще который брат наш инок не восхощет управляти свое жительство по божественных заповедех, и по написанию господина и учителя моего старца Нила и по сиему нашему письмени. Но убо самочинием и самовольством восхощет водитися. Такового настоятель и братия да накажут. Аще ли и по наказании не исправится сего убо настоятель и братия измещут от пустыни яко плеву от житиа" (РНБ. Кир.-Бел., 25/1102, л. 286 об.). Раскаявшихся принимали обратно.

Преподобный Нил Сорский в своем "Предании" различает "самочинников" и согрешающих "от разленениа или небрежениа". Все согрешения иноков должны были исправляться только духовным наставлением. "Предание" Сорского старца, как и "Предание" преподобного Саввы Освященного, почти ничего не упоминает о монастырских наказаниях. Скитской устав не предусматривал разработанной системы наказаний, как, например, общежительный Устав преподобного Пахомия Великого68.

"Аще ли же кто от братии от разлениа или небрежениа испадет от преданных ему в некых, исповедати подобает сиа настаящему, и тъи, якоже подобает, исправит съгрешениа. И тако аще в келии лучится съгрешение, или вне где изшедшему, исповеданием исправити сиа", - сказано в "Предании" святого Нила Сорского69. Нежелающие изменить свою жизнь должны были оставить монастырь. В "Предании" преподобного Саввы Освященного говорится, что если иноки повинны в раздоре до драки и не примирятся, их надо изгнать из Лавры; если повинны в пьянстве, сварах, нанесении обид, составлении партий, пусть исправятся или удалятся. Основное лаврское наказание (епитимья) заключалось в том, чтобы безвыходно находиться в келье (кроме богослужебных часов) на покаянии70. Иноки, ушедшие из Лавры, по своей воле уже не могли вернуться. В Сорском скиту это правило смягчалось. Как свидетельствует "Повесть о Нило-Сорском ските", самовольно ушедших, но раскаявшихся и вернувшихся принимали вновь в скит71.

В свое "Предание" основатель русского скита поместил, видимо, не все правила, которые действовали в скиту. Типикон, очевидно, дополнялся устной традицией, освященной авторитетом старца Нила. Оставляя "Завет" своему монастырю, преподобный Иннокентий Охлябинин прямо ссылается на своего "учителя старца Нила", хотя не все правила из его "Завета" можно найти в "Предании". Именно из "Завета" преподобного Иннокентия мы узнаем, что в вопросах собственности святой старец держался древних скитских уставов72.

Понятие "мое" в скиту практически отсутствовало. Одной из высших добродетелей скитского инока было полное нестяжание. Келья тоже не являлась его собственностью. Если монах уходил из скита, то терял все права на нее. Если даже возвращался, то не мог требовать назад ту же келью. Это решалось только по воле настоятеля.

"Аще кто брат наш инок, - сказано в "Завете" Иннокентия Охлябинина, - поставит себе келии в пустыни нашей, и потом аще отидет ж пустыня сея и тех келей не отдати ни продати никому. Но владают теми келиами настоятель и ту живущая братиа. Аще ли преже реченный брат возвратится в пустыню сию и убо над теми келиами власти не имат" (РНБ. Кир.-Бел., 25/1102, л. 285 об. - 286).

Если инок даже купит келью в монастыре, то, уходя, все равно не имеет над ней власти. И если возвратится, не может ее требовать назад. То же правило действовало, если монах поставит или купит в монастыре много келий - "и по отхождении и по прихождении, не имут власти над теми келиами" (РНБ. Кир.-Бел., 25/1102, л. 286).

Это правило о собственности сближает скит с общежительным монастырем, где инок не имел власти и "над чашей". В особных житиях каждый монах покупал себе келью сам, а затем распоряжался ею по собственному усмотрению. В скиту действовал иной принцип : "а живущаа братиа иноци на месте сием не торгуют келиами не меняют промежи себя, но кииждо в своих келиах живут" (РНБ. Кир.-Бел., 25/1102, л. 286 об.).

Правила "о келье" из "Завета" преподобного Иннокентия вполне согласуются с "Правилами Саввы Освященного", где сказано, что уходящий из Лавры монах не имеет права "свои келии или совершенно продать или подарить их, но принадлежит это право святой обители", а достойные и нуждающиеся иноки должны получать кельи от игумена; даже старец не мог оставить келью своему ученику73. Интересно, что на Афоне в скитах действовало то же правило о келье. Преподобный Максим Грек в своем "Послании" (1518-1519) к Василию III, единственный раз упоминая об устройстве афонского скита - в Карее, сообщает о правиле собственности на келью: "Келлии же те розсеяни в ските Карейском... от них же множайтии продаются, хотящим на месте том пребывати, и на толики яже мща купяться и на два и три, умръшим купившим паки возвращаются под власть монастырскую"74.

Таким образом, "Предание" преподобного Нила Сорского показывает традиционность и в то же время самостоятельность этого сочинения как монастырского типикона. Из множества правил монастырской жизни, которые содержатся в святоотеческих творениях, житиях святых (следует заметить, что жития являются важнейшим источником Типикона Нило-Сорского скита), он выбрал те, которые считал наиболее необходимыми для того, чтобы оградить свой скит от влияния "мира" и внутренних "нестроений". Среди них целая система правил монашеского нестяжания, которая существенно отличает "Предание" Сорского старца даже от самого близкого по стилю и содержанию Типикона преподобного Саввы Освященного75 и делает его оригинальным сочинением в русле святоотеческой литературы такого рода.