Главная > Катихизис. Поучения > Прот.Павел Левашев. Зачем так много у нас обрядов? > IV

IV


Россия, приняв веру из Греции, из Греции же приняла и внешнее богослужение, которое так пленило в Царьграде послов Владимировых. Несомненно, тогдашнее богослужение заключало в себе столько простоты и величия, что богослужебные обряды были лишь прозрачною завесою, сквозь которую просиявал дух христианского богослужения. И приидохомъ же въ грекы, - пишет летописец от лица послов, - и ведоша ны, идеже служатъ Богу своему, и не свемы, на небе ли есмы были, или на земли: несть бо на земли такого вида, ни красоты такоя, и недоумеемъ бо сказати: токмо то вемы, яко онъ де Богъ с человека пребываетъ, и есть служба ихъ паче всехъ странъ. Мы убо не можемъ забыти красоты тоя [32]. И мы знаем, что это увлечение русских послов внешней богослужебно-обрядовой стороной, сквозь которую чувствовалась сама сила Божия (онъ де Богъ с человека пребываетъ), проходит неизменным тоном чрез всю историю церковно-религиозного сознания русского народа. Наш народ, так чутко полюбивший красоту церковную, не мог не дорожить храмом Божиим, потому что последний был для него в большинстве единственным училищем веры и благочестия. "Так что если бы какой-нибудь мечтатель-богомил, - говорит архиеп. Филарет, - успел потушить в то время (разумеется первое время по введении христианства в России) в сердцах русских священное усердие к храмам, то народ остался бы без мыслей о вере, без благочестия христианского: ибо оставался бы без самого удобного для него училища веры и благочестия. Потому-то благочестивые пастыри, благочестивые князья и каждый, кто только имел при благочестии средства, истощали богатства как на построение храмов, так и на умножение в них священного благолепия" [33].
Итак, на основании несомненных исторических данных мы должны установить положение: русский народ получал и получает свое христианское ведение и воспитание путем созерцания красоты церковной по преимуществу. Да иначе и быть не может. Счастливая духовными дарованиями Греция, привыкшая еще со времен языческих разбираться в тонкостях философских построений, на вселенских соборах и в писаниях своих церковных учителей вполне уяснила христианское учение, которое и должна была передать своей молодой крестнице, России. Но как передать? В самой Греции истины догматические вырабатывались на соборах путем рассуждений, споров, вообще путем логическим, путем сильной, критической и усвоительной способности мышления. Возможно ли было в России такое же наукообразное усвоение христианской догматики? Конечно, нет. Первыми проповедниками были греки, которые едва ли могли, при плохом знании русского языка, ввести еще не привыкшую к диалектическим тонкостям мысль народа, только что вступившего на путь исторической жизни, во все богатство отвлеченной области строго обработанной догматики. О самостоятельном книжном изучении нашими предками памятников христианской письменности не может быть и речи, особенно если мы примем во внимание, что даже и в настоящее время мы, русские, плохо освоились с ними. Но оставался еще путь усвоения христианских истин - это путь наглядный, посредством созерцания красоты христианского богослужения и обрядов его. Вот этим-то путем и воспользовался в свое время наш русский народ, чтобы войти в дух и понимание высокого христианского вероучения. Этот путь для нашего народа был именно тем млеком, которое, по Апостолу, и нужно давать всякому младенцу по духу, а не твердую пищу (Евр. 5, 12-13). Да и в настоящее время наш народ, на две трети неграмотный, разве не нуждается еще в этой наглядности? И разве до сих пор не в храме, не за богослужениями и богослужебными символическими действиями учится он и догматике, и церковной истории, и аскетике? "Я утверждаю, - писал в 1880 году в своем "Дневнике" Ф. М. Достоевский, - что наш народ просветился уже давно, приняв в свою суть Христа и учение Его. Мне скажут: "Он учения Христа не знает, и проповедей ему не говорят", - но это возражение пустое: все знает, все то, что именно нужно знать, хотя и не выдержит экзамена из катехизиса. Научился же в храмах, где веками слышал молитвы и гимны, которые лучше проповедей. Повторял и сам пел эти молитвы еще в лесах, спасаясь от врагов своих, в Батыево нашествие еще, может быть, пел: "Господи сил, с нами буди".
Действительно, мало приготовленный к восприятию догматов христианских в отвлеченной форме, наш русский народ очень легко усвоял и усвояет их в наглядном изображении, посредством богослужебных действий, церковных песнопений и других обрядов, действующих не столько на мышление, сколько на чувство. Впрочем, по замечанию психологии, нужно вообще сказать, что "всякий человек гораздо глубже и тверже верит в те идеи, которые он живо представляет или мыслит, чем бы эта живость ни вызывалась, какими бы причинами она ни обусловливалась; и по свидетельству человеческого опыта известно, что реальность идей становится для нас гораздо яснее, ощутительнее, если нам удастся представить их в чувственных формах" [34]. "Вера в религиозные истины часто могла бы быть слаба и бессильна, если бы они мыслились только в их чистом, отвлеченном виде. Конкретный символ приходит ей на помощь: он оживляет в человеке сознание религиозных идей; он делает эти идеи ближе его душе", - говорит проф. П. Соколов в своем психологическом этюде о вере [35]. "Видимое, - говорит известный русский богослов А. С. Хомяков, - есть всегда только оболочка внутренней мысли. Обряд - дело великое: это художественный символ внутреннего единства" [36]. "Образность, или символика, - скажем словами о. Иоанна Кронштадтского, - есть потребность человеческой природы в настоящем духовно-чувственном нашем состоянии; она наглядно объясняет нам весьма многое из духовного мира, чего без обрядов и символов мы не могли бы знать. Отсюда Божественный учитель, Ипостасная Премудрость, все сотворившая, Сын Божий Господь Наш Иисус Христос поучал часто людей образами или притчами; отсюда и в храме нашем православном принято многое представлять взору христианина образно, напр., Самого Господа на иконе, Пречистую Богородицу, Ангелов и всех святых, чтобы мы соображали все мысли, слова и дела по образу мыслей, слов и дел Господа и святых Его; отсюда частое изображение креста, каждение ладаном, возжение свечей и лампад, входы и выходы из алтаря; для этого - поклоны, главопреклонения, падение ниц (мы пали глубоко чрез грех). Все это нам напоминает о разных духовных предметах и состояниях. Образность много влияет на душу человеческую, на творительную и деятельную ее способность. Так, говорят, если мать во время чревоношения часто смотрит на лицо или образ любимого мужа, то младенец рождается очень похожим на отца; так, если христианин часто с любовию и благоговением взирает на образ Господа Иисуса Христа или пречистой Его Матери и Святых Его, то и его душа приемлет духовные черты любезнозримого лица (кротости, смирения, милосердия, воздержания). О, если бы мы чаще взирали на лики и особенно на жизнь Господа и Святых Его, как бы мы изменялись, восходили от силы в силу! Так обоняние благоухания кадила в церкви или дома, по аналогии, напоминает нам о благоухании добродетели, а по противоположности - о зловонии грехов и учит внимательного к внутреннему чувству - избегать смрада страстей, невоздержания, блуда, злобы, зависти, гордыни, отчаяния, других страстей и украшать себя всякими христианскими добродетелями" [37].
Не станем отрицать, что наше проповедническое церковное учительство никогда не стояло на надлежащей высоте, прежде по невежеству и приниженности большинства нашего приходского духовенства, впоследствии же по иным причинам, о которых нет надобности говорить здесь подробно. Но никто не отвергнет факта того великого учительного влияния, какое имеет наше православное богослужение на всякого русского человека. "Если бы не имел этого (речь идет о вероучительном значении стихир) народ, откуда получил бы он это знание веры - там, где нет никакого школьного преподавания Закона Божия, где настоятель то недосужен, то неспособен быть учителем Закона Божия или сердечным проповедником его во храме? Так, богослужение, внимательно исполняемое, служит у нас само по себе единственною и самою действительною школою Закона Божия для народа. И все это завещано нам историей и преданием!.. Как же может наша церковь пренебрегать в наше время этим могучим средством, которое мы имеем в нашем богослужении и которое так известно и любезно народу там, где соблюдается оно усердием и знанием настоятеля церкви в приходе?" - так писал в предсмертном труде своем К. П. Победоносцев [38]. "Единством обрядов церковных должен дорожить всякий христианин, - пишет А. С. Хомяков, - ибо в нем проявляется даже для непросвещенного единство духа и учения; для просвещенного же находится источник радости живой и христианской" [39]. "К Нему, нашему Искупителю, - говорит архиеп. Амвросий Харьковский в своей проповеди, - Церковь, как мать дитя, ведет нас за руку в своих богослужениях. О Нем она нам рассказывает, о Нем поет, Его любовь и красоту нам изображает, Его благодеяниями учит утешаться" [40]. Таким образом, наш православный храм со своим богослужением есть в своем роде школа, одинаково доступная и высоким умам и темному люду. "Пусть темный человек почаще ходит в церковь, - пишет прот. В. Нечаев (впоследствии еп. Виссарион), - пусть внимательно вслушивается во все, что здесь поется и читается, - он и без школьной подготовки узнает все, что нужно ему знать для спасения души. Храм с его богослужением есть такая школа, в которой все обучаются, - не ленись только ходить в эту школу и учиться в ней. И тем легче можно успеть в усвоении учения, предлагаемого богослужением, что это учение для каждого из нас до конца жизни непрерывно повторяется... В высшей степени важно и то, что богослужение служит практическим способом обучения истинам веры и нравственности. В нем эти истины не отвлеченно предлагаются, а входят большею частью в состав молитв. Таким образом, если молящийся славословит Отца и Сына и Св. Духа, он чрез это усвояет догмат о Св. Троице. Если молящийся благоговейно поклоняется Кресту Христову и славит святое Христово Воскресение, - он чрез это научается вере в догмат искупления. Догмат почитания святых он усвояет чрез то, что действительно молится святым и прославляет их. Значение догмата веры о поминовении усопших приобретается чрез действительное поминовение их, и т. д." [41]
Обобщая все вышесказанное, мы теперь, в заключение своего этюда, можем установить кратко следующие положения.
Русский народ несомненно больше, чем какой-либо иной христианский народ, любит и дорожит обрядовой стороной своего церковного богослужения. Но эта привязанность к обрядам не есть лишь бессмысленное, бесцельное, пустое обрядоверие. Не столько сознательно, а скорее чутьем наша народная масса угадывает, что наша обрядность имеет более глубокое отношение к догматам веры христианской, чем это может представляться какому-либо рационалисту или просто человеку иной веры, иного исповедания. Некоторые обрядовые действия и вещи (например, вода и троекратное погружение с призванием Имени Св. Троицы в крещении, миро в миропомазании, руковозложение и др. ) прямо неотъемлемы от известных таинств, составляя их внешнюю сторону, и потому отцами церкви называются "догматами от предания". Да и все вообще обрядовые действия и предметы, освященные древним употреблением в церкви в качестве тех неизбежных, по условиям нашей природы, внешних видимых и телесных посредств, чрез которые входит в общение духовнотелесный человек с Духом Божественным и чрез которые привлекается на человека благодать Божия, являются по вере нашей облагодатствованными. Так что самый храм Божий, в котором совершается богослужение со всеми его обрядовыми действиями, и как место селения Славы Божией, в очах православного русского человека наполнен какой-то особой святой атмосферой, дышать которой для русского человека составляет особую важность. Кроме того, как все наше богослужение со всеми своими священными чтениями и песнопениями, так особенно символическая сторона его с первых дней распространения христианства в России до нашего времени служат самой лучшей и для многих единственной школой религиозного просвещения.