Главная > Исихазм > Пр.Валентин Свенцицкий. Тайное поучение о спасении > ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ


"Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго"

Святой Марк Подвижник говорит "Что за надобность дьяволу бороться с теми, которые всегда лежат на земле и никогда не встают".

По словам аввы Исайи:

"Много смущает и тревожит бесов то, когда инок вооружает себя тайным поучением, которое заключается в следующей молитве: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго.

Желающий подвизаться молитвой Иисусовой встает с земли, и потому дьявол сейчас же начинает бороться с ним и бесы приходят в тревогу.

Начинающему надо знать опасности, которые его ожидают:

1)     если начинать без руководителя,

2)     если сразу начинать со многого,

3)     если постоянно ждать результатов,

4)     если пренебрегать установленной общецерковной молитвой,

5)     если не бороться со страстями.

Надо иметь руководителя

Как только человек "встанет с земли" и начнет творить молитву Иисусову - так дьявол сейчас же приближается к нему.

Если человек нетерпелив, дьявол действует на него так: отравляет его "окамененным нечувствием".

Исчезает всякая, даже ранее бывшая молитвенность. Холодеет сердце. Состояние тяжелой скуки, как бы оцепенения, кажется проистекающим именно от этой молитвы.

Мысли:

"Пока не молился, этого не было".

"Надо бросить. Подожду, когда явится другое настроение".

"Должно быть я не способен к молитве -у меня ничего не выйдет".

Если человек горяч, дьявол действует так обманывает быстрым успехом.

В первые же дни наступает блаженное состояние духа. Сердце согревается. Сладкое физическое ощущение теплоты от сердца разливается по всему телу. С первых же слов текут слезы умиления. Стоит на молитве точно не на земле, а на небе.

Мысли:

"Как легко и просто можно научиться молитве".

"Может быть у меня особый дар".

"С первых же дней я достигаю такой высоты, что же будет дальше?"

Проходит еще некоторое время. Молится. Но все исчезло. Нет прежнего. А желание разгорелось. Дьявол "показал". Обманом дал попробовать "сладость".

Молящийся начинает "заставлять" себя, нудится. И дьявол помогает ему: нервное усилие приводит к цели - опять теплота, сладость и слезы.

Мысли:

"Охлаждение - это искушение, буду заставлять себя молиться по-прежнему".

На следующий день еще холоднее сердце и еще большими усилиями достигается нервное возбуждение. Так идет день за днем. И, силясь вернуть ускользающее, доходит человек до умоисступления.

Чем может помочь руководитель?

Самому, изнутри, определить темп (скорость) молитвенного пути невозможно. Невозможно определить самому, сколько раз надлежит повторить молитву Иисусову - надо ли увеличить время молитвы или остаться при прежнем.

Самому невозможно определить и качество молитвенных состояний.

Вот почему Григорий Синаит предостерегает "самочинников" от созерцательной молитвы. Ибо если он захочет "приобрести ее, то одно из двух должен претерпеть: если понуждается, то прельщается и пребывает не исцелен, если же не старается - то остается без успеха на всю свою жизнь".

Надо отдать себя руководителю. Даже неопытный руководитель лучше, чем без руководителя вовсе.

Если не умудрит Господь руководителя-духовника и он не сможет верно указать самое полезное для молящегося, он сделает великое благо уже тем, что "личную волю" молящегося, через которую действует дьявол, обезопасит, взяв в свои руки.

Не надо начинать со многого

Горячее желание достигнуть великих результатов, о которых читал и слышал подвизающийся, так не соответствует первоначальной ступени (повторение молитвы сто раз), что является желание сразу начать с большого.

Не предвидя опасности, назначают себе правило в триста, пятьсот и даже тысячу раз.

Дьявол ждет этого. Ревность обращает в гибель.

Как обучающийся игре на музыкальных инструментах, сразу не поставивший свою руку систематическим и терпеливым обучением, потом с трудом должен будет переучиваться вновь - или не научится играть никогда, - так и начавший молитву со многого не ускорит, а лишь замедлит свое "обучение молитве", если только не вовсе погубит себя.

Не научившись сосредоточивать свое внимание на малом, молящийся отдает себя во власть рассеянных мыслей, стоит на молитве беззащитный, открыв душу и не имея сил ее защитить.

Состояние его опаснее, чем рассеянность мирская.

Здесь, на молитве, душа открыта и, не имея должной сосредоточенности, дабы внимательно и зорко следить за собою, делается достоянием злых сил.

Первое время настойчивое повторение молитвы множество раз создает призрачность молитвенного подъема. За словами еще нет полноты молитвенного содержания, но есть как бы предчувствие его. Молящийся радуется этому.

Мысли:

"Я иду верным путем - ибо никогда раньше не испытывал ничего подобного".

"Надо еще увеличить правило, тогда скорее достигну настоящей молитвы".

На деле получается иначе.

Незаполненность духовная, рассеянность внимания при раскрытости и незащищенности души приводят к следующему: в душу начинают вторгаться ощущения необычайной остроты и полной противоположности молитве. Охватывает внезапный голод. Или жажда. А чаще всего чувственное вожделение.

За ощущениями приходит мысль. Образы неожиданные, как во сне. И все это преувеличенно яркое, неестественно сильное.

Никогда в повседневной жизни мирской человек не испытывает так ни голода, ни жажды, ни вожделения.

Молящийся приходит в ужас. Изнемогает. Но, встав на путь количественный, то, от чего страждет, принимает за оружие борьбы и еще увеличивает себе молитвенное правило. Это делает его еще более беспомощным. Внимание совершенно растворяется в громадном числе повторений молитвы. Руководящее внутреннее начало исчезает. Душа отдается во власть враждебных стихий.

Тогда за чувственными образами начинают вторгаться в душу мысли кощунственные, против которых возмущается все существо человека, но от которых он уже не в силах оградить себя.

И тогда или бросает молитву, или - если Господь пошлет опытного руководителя - начинает все сначала.

Не надо постоянно ждать результатов

Не надо связывать желаемых результатов с каким-нибудь сроком, хотя бы и самым отдаленным.

Нельзя говорить себе: "Достигну того-то через месяц или через год". И с беспокойством следить каждый день, есть ли движение вперед.

Молящийся должен приступать с твердым решением подвизаться независимо от результатов. Хотя бы и никаких не было плодов от трудов его - продолжать начатый труд. Ибо наше дело трудиться, а плоды от Господа.

"Помилование зависит не от желающаго и не от подвизающа-гося, но от Бога милующагоо (Рим. 9, 16). Инок, постоянно ожидающий результатов, создает в себе ту двойственность, которая есть злейший враг молитвы.

Он уже не следит за правильностью внутренней своей работы, а внешне наблюдает за ее результатами.

Дьявол стережет молящегося и начинает втягивать его в эту забаву.

Он создает видимость совершенствования. Молящемуся начинает казаться, что вчера он чувствовал на молитве не так, как сегодня. Для него делается, как он думает, "ясно", что на пути своем он поднимается выше.

Мысли:

"Я уже на молитве чувствую себя совершенно иначе, чем вначале, через два, три месяца будет еще лучше.

Является нетерпение - скорей бы. Горячо берется за начатое. А дьявол, как бы смеясь, держит ожидаемое перед самыми глазами. Молящийся ждет его наступления каждый день, не замечая, что давно уже сбился с пути и отошел от истинной цели совершенно в другую сторону.

В молящемся создается два человека: один, обольщенный, переживает подобие высоких молитвенных состояний, которые суть наваждения бесовские, другой наблюдает эти состояния и подгоняет первого.

Занятый этой суетной внутренней работой, молящийся не видит, куда зашел. И вот, когда эта раздвоенность дойдет до своего предела, все мнимо достигнутые результаты разом исчезнут и останется в душе невыразимая усталость, точно после тяжелой болезни. Вернуться на истинный путь будет стоить великих трудов, ибо работа была не только безрезультатна - она оставила опустошительный след в душе, усилив ту двойственность нашу, которая стоит одним из главнейших препятствий на молитвенном пути каждого.

Не надо пренебрегать установленной общецерковной молитвой

Увлекаясь молитвой Иисусовой, часто заменяют ею установленное утреннее и вечернее келейное правило, а иногда даже и церковные службы.

Новизна и сила молитвенных переживаний, внешнее удобство - возможность творить молитву про себя при всяких условиях - вводят в соблазн: является желание заменить все остальное молитвой Иисусовой.

Мысли:

"Не все ли равно, какими словами молиться? Если я через молитву Иисусову достигаю исключительного подъема - зачем мне постоянно ходить в церковь или дома вычитывать другие положенные молитвы, которые такого действия на душу мою не оказывают?

Молитва Иисусова ни в коем случае не должна заменять собою установленных Церковью правил и служб.

Вставший на путь "замены" постепенно отходит от главного источника всех истинно молитвенных состояний - от Церкви. Соблазняемый дьяволом, который внушает, что замена молитвой Иисусовой всего остального есть замена "высшим" "низшего", молящийся, как слепой, идет в духовную пропасть. Обособленный в своей молитве от молитвы общецерковной, молящийся замыкается в кругу своих личных молитвенных переживаний, услаждаясь некоторое время ими как необычайно возвышенными, доходя во время молитвы чуть ли не до новых "откровений", или впадает в прелесть: горделиво начинает мудрствовать о себе как о человеке богоизбранном, имеющем непосредственную связь с Богом, помимо Церкви, или теряет все сразу и впадает в уныние.

Сила церковной молитвы - не в силе переживаемых нами ощущений, а потому и сравнивать ее и оценивать надо иначе.

Молитвенное пребывание в Церкви Христовой чрез участие в совершаемых Богослужениях, по созданному этой Церковью, водимой Духом Святым, чину является тем источником "воды живой", который можно лишь дополнять особым молитвенным правилом, а не заменять.

Оживотворяющая сила церковной молитвы заключается не в силе переживаний отдельных лиц, а в ее церковности, и потому каждый член Церкви должен быть ее участником. Безнаказанно для духовной жизни нельзя порывать молитвенной связи с Церковью, как бы она ни заменялась обособленной и единоличной молитвой.

Борьба со страстями

Какова жизнь, такова и молитва. А какова молитва, такова и жизнь. Жизнь влияет на молитву, а молитва на жизнь.

Авва Исаак Египетский говорит:

"Как без добродетелей нельзя вполне приобресть постоянного, молитвенного покоя, так и без этого покоя невозможно в точности исполнить добродетелей споспешествующих оному".

Сладость молитвенных переживаний может создать в молящемся опасное состояние духа, когда молитва становится для него "другим миром", совершенно обособленным от его жизни. Усилие на пути молитвенного подъема должно сопровождаться нравственными усилиями очистить душу свою от страстей. Ибо молитва и нравственное состояние человека внутренне связаны неразрывно.

Дьявол вносит в душу соблазн. Предавая забвению нравственные задачи, показывая мнимую прелесть молитвы, оторванной от нравственных начал жизни, он молитвенный подвиг превращает в бесовское самоуслаждение.

Мысли:

"Надо любить Бога и служить Ему - это главное, Я и делаю это главное дело. Остальное придет само собой. Я уже достиг многого - значит, путь мой верен".

Об этой страшной опасности предостерег нас Спаситель. Вот слова Спасителя:

"Не всякий, говорящий Мне: "Господи! Господи!", войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного. Многие скажут Мне в тот день: Господи!Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие" (Мф. 7,21 -2 3).

А Апостол Павел говорит:

"Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я -медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, - то я ничто. И ес-ли я раздам все имение мое, и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею: нет мне в том никакой пользы" (1 Кор. 13,13).

Страшные слова!

Можно достигнуть кажущейся "высоты духа", можно говорить языками ангельскими и человеческими, пророчествовать, знать все тайны, можно иметь веру, переставляющую горы; можно быть подвижником, отдающим тело свое на сожжение, но нет любви - и все это ничто. Все от дьявола.

И всего страшнее, что пребывающие в этом состоянии будут заблуждаться, не будут сознавать своего состояния, будут думать, что они, не имеющие любви, "служили Богу". Чем? Молитвой!.. Твоим именем пророчествовали. Твоим именем бесов изгоняли. Твоим именем многие чудеса творили.

Но это искреннее заблуждение не будет им оправданием. Господь скажет им:

"Отойдите от Меня, делающие беззаконие" (Мф. 7,23).

Какое беззаконие?

В чем закон?

На двух заповедях утверждается весь закон и пророки.

"Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим, возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки" (Мф. 22, 37-39,40).

Делающий беззаконие - это значит нарушающий закон. А закон - "люби Бога и ближнего". Значит, беззаконники - это те, которые не любят Бога и ближнего. Этих беззаконников, хотя бы достигли они необычайных, кажущихся дарований, отринет Господь, ибо дарования их от беса, а путь к приобретению этих бесовских дарований - молитвенные подвиги без подвигов любви. Но как достигается любовь?

Не думает ли "молящийся", но пребывающий в страстях, что и он "любит Бога"

Истинная любовь достигается победой над страстями. Ибо любовь, по Апостолу Павлу, "совокупность совершенства" (Кол. 3,14).

"Конец добродетелей есть любовь", - говорит авва Исайя.

Любви к Богу и ближнему препятствуют страсти. Оставить себя во власти страстей - это значит пребывать во власти дьявола. А пребывающий во власти дьявола не может любить ни Бога, ни ближнего. Как говорит св. Максим Исповедник: "Любовь рождается от безстрастия; безстрастие - от упования на Бога".

Чтобы молитва была выражением любви к Богу и ближнему и чтобы сама, в свою очередь, воспламеняла любовь, она должна быть внутренне связана с подвижническою бранью, а не отделяться в самостоятельное делание лишь для бесовского самоуслаждения.

Труден путь молитвенный

Но, как говорит Марк Подвижник.- "Кто пренебрегает заповедью о молитве, того постигают грубейшие преступления, которые пересылают его, как узника, от одного к другому".

А по словам Илии Екдика: "Ключ в Царство Небесное - молитва".

Путь молитвенный необходим для всякого, кто хочет жить не преступною жизнью.

Без трудов и скорби не возрастают добродетели в душе.

Как говорит тот же подвижник (Марк Подвижник):

"Не полагай приобрести добродетель без скорби, ибо находящийся в покое неопытен".

Поэтому не должны устрашать эти трудности и скорби. Было бы сердечное расположение - Господь поможет. Что кажется непосильным человеку, предоставленному своим силам, то достигается помощью Божией.

Но попущением Божиим враг препятствует делу нашего спасения, и надо знать все опасности предстоящего пути. Не для того, чтобы устрашаться ими, а для того, чтобы успешнее избежать их.

Кроме тех опасностей, которые ожидают человека, вооружающего себя "тайным поучением", надо видеть перед собой опасности, ожидающие каждого вступающего на путь духовной жизни вообще.

Эти опасности:

от воображения,

от "двоящихся мыслей",

от страстей.

Желанию встать на путь духовной жизни и молитвы обычно предшествует чтение житий святых и творений святых отцов ("Добротолюбие").

Это чтение воспламеняет ревность, дает назидания и указует на то, к чему должны стремиться мы, грешные.

Но великая польза от этого чтения может быть обращена врагом и во вред нам. Не злом, главным образом, соблазняет человека дьявол, а видимостью добра. Все доброе и полезное для души он может обратить в злое и вредное; то, что должно служить ко спасению, может превратить в гибель.

Чтение творений подвижников и описание их подвигов, пользуясь нашей духовной немощью, враг направляет на наше обольщение.

Оно состоит в следующем: при сердечном расположении к духовной жизни чтение святых отцов и описание их подвигов производит на душу впечатление необычайное. Открывается как бы новый мир, столь отличный от окружающего и столь прекрасный, что человеку не хочется отрываться от него и вновь погружаться в грубую, жестокую, грязную мирскую жизнь. Но для того, чтобы остаться там, в этом другом мире среди подвижников, надо самому встать на тот же путь: надо идти в монахи, в затворники, в пустынники.

Но такой жизненный переворот требует исключительной ревности о спасении.

Чаще начинают мечтать о духовной жизни в миру, а иногда, не порывая с мирской жизнью, делают попытку от слов перейти к делу.

Но сразу постигает полное разочарование. То, что так прекрасно в книге, то, что при чтении так легко переносит душу на недосягаемые высоты, при попытке попробовать самому вначале не дает ничего, кроме огорчений.

Вот поразило человека описание ночных молитвенных подвигов.

Решает: попробую вставать молиться ночью.

С непривычки трудно встать в неурочный час. Все тело точно чужое. Холодно в комнате. Глаза режет зажженный свет. Встает на молитву, поглощенный этими физическими ощущениями. Рассеянные мысли бегут в разные стороны. Заставляет себя преодолеть все это. Не удается. Через полчаса сильная усталость клонит лечь. Пытается еще некоторое время удержать себя на молитве, но скоро видит всю бесполезность усилий и бросает.

Как это не похоже на то, что он читал, на то, что в чтении переживал так ясно, как будто бы сам участвовал в подвигах.

Мысли:

"Я не созрел еще для духовной жизни. Буду пока продолжать чтение. А там, когда немного вырасту духовно, начну.

Успокоенный такою отсрочкою, начинает чтение уже без всяких попыток самому, на деле, идти тем же путем.

При такой оторванности от жизни чтение подвижнических книг скоро создает самообман, что "духовное возрастание" началось.

Все читаемое так захватывает душу, кажется таким близким, точно сам читающий участвует в нем. Душою он вместе. Это он, читающий, простаивает часами на ночной молитве. Это он, читающий, отказался от своей суетной жизни и ушел в непроходимый лес. Это он питается одними кореньями и сухой травой. Это он освободился от мучительных страстей, отдал себя на служение Богу и достиг высоты духовных созерцаний.

Духовная жизнь незаметно подменяется воображением. Воображение, раздуваемое бесовскою силою, до того приближает все к действительности и тем заменяет ее, что пропадает грань между своими состояниями духа, которые есть на самом деле, и теми, о которых читается в книгах.

Когда такая подмена действительности воображением совершилась, человеку трудно встать на путь духовной жизни.

Между пережитым в воображении и сделанным на самом деле - целая пропасть.

И если человек не перейдет эту пропасть в начале - чем дальше будет идти, тем шире она будет становиться. Не замечая, он дойдет до такой оторванности от действительности, что перейти к ней будет уже невозможно, не возвращаясь назад.

Вот почему чтение духовных книг, чтобы не привести к бесовскому самоуслаждению, должно всегда сопровождаться твердым решением не только читать о духовной жизни, но и начать ею жить. И решение это не должно откладываться на неопределенное время под видом должного смирения: "Я еще не созрел для духовной жизни". Ты не созрел для высоких подвигов, но начинать жить духовной жизнью и подвизаться человек должен быть готов всегда, не откладывая, ибо откладывание не есть подготовление, а лишь увеличение трудностей и скорбей на этом пути. Начинать же надо, памятуя всегда подвижническое правило:

"Если демоны будут склонять сердце твое к подвигу, превышающему силы твои, не слушай их: ибо это их обычное коварство - возбуждать человека к тому, чего совершить не может, дабы впал он в руки их, и они возрадовались об нем" (авва Исайя).

Начинать надо с малого, но обязательно начинать. Чтобы подвижнический путь не переживался только в воображении, но осуществлялся на деле - разумеется, с самых первых его ступеней.

Если человек решает идти этим путем и действительно встает на него - тогда чтение великих творений подвижнических не будет отрывать его от действительности, а будет научать его, как идти по пути духовного совершенствования, будет воспламенять в нем желание идти дальше и давать силу в трудах и утешение в скорбях, столь неизбежных на этом пути. Лишь бы человек не откладывал переход свой от чтения к жизни.

Все это относится и к подвигу молитвенному, и в особенности - к молитве Иисусовой.

Нигде так не опасна замена действительности воображением, как в молитве, потому что нигде так трудно не бывает заметить подделку.

Когда, читая о постничестве и восхищаясь состоянием бесстрастия, человек много ест и живет чувственной жизнью, разница для него самого виднее, чем когда он, восхищаясь описанием молитвенных подвигов, не молится сам, ибо эти описания дают ощущение почти молитвенное, они касаются внутренних состояний и делаются почти достоянием читающего.

Зато и вернуться от воображаемой молитвенности к действительной - труднее всего. Если человек решает поститься не только в мечтах своих, но и на самом деле, он может с малого начинать всегда, и пост у него удастся. Начать молиться, отравив себя воображаемой молитвенностью, можно только после многого времени и больших трудов.

Вторая трудность на пути духовной жизни - "двоящиеся мысли"

Апостол Иаков говорит: "Человек с двоящимися мыслями не тверд во всех путях своих" (Иак. 1,8).

Мирская жизнь, построенная на угождении страстям, лишает человека цельности. Страсти тянут его в разные стороны и разрывают душу его на части.

"Как на весах колеблется помысл предающегося сластолюбию", - говорит Марк Подвижник.

В миру эта расколотость души, создающая в человеке постоянное единоборство самых противоположных мыслей, желаний, настроений, считается почти достоинством.

Это именуют "сложностью натуры".

Этим хвастаются, это выставляют напоказ. Считают неизбежным свойством "натур одаренных".

Вступающий на путь духовной жизни сразу видит, какую тяжелую болезнь выносит он из жизни мирской - именно в виде этой восхваляемой миром "сложности".

Большая часть усилий его идет на то, чтобы освободиться от "двоящихся мыслей", от этой "сложности" и стать простым, т. е. "цельным", ибо где духовность, там простота и цельность.

Именно об этой простоте говорит святой Григорий Богослов:

"Я упражняюсь в приобретении простоты сердечной, от которой зависит спасение".

Двоящиеся мысли никогда так не страшны, как на молитве.

Здесь они дают себя знать со всею силою и являются труднейшею преградою на молитвенном пути.

На первой ступени эта раздвоенность как бы вытекает из самой природы нашей. Это не раздвоенность души, а раздвоенность, проистекающая от равной силы в нас воли плотской и воли духовной.

В "Слове о прении схоластика" Марк Подвижник говорит:

"Схоластик спросил: а разве тело имеет волю без мысли?

Ответ подвижника: Имеет, как говорит Апостол: Мы все жили некогда по нашим плотским похотям, исполняя желания плоти (Еф. 2,3); и еще: плоть желает противного духу, а дух - противного плоти (Гал. 5, 17). Значит, плоть имеет и похоть, и волю, чего многие не знают; ибо не внимают своим помыслам и соглашаются с ними".

С первых же шагов молитвы эту раздвоенность свою и почувствует каждый.

Кто-то начнет в душе молящегося как бы смотреть со стороны на его внешние при молитве действия.

Читает молитву. Крестится, кладет поклоны. Перебирает четки. Это один человек.

Другой - наблюдает, точно совершенно посторонний, откуда-то изнутри. Наблюдает холодно. В молитве не участвует. Молится лишь "внешне" - "внутреннее" безучастно.

Пусть первый, читающий молитвы, старается делать свое дело, не обращая внимания на второго.

А второй пусть сдерживается и, если сам не участвует в молитве, пусть не мешает первому своим наблюдением со стороны.

Первому надо говорить:

"Всякая молитва начинается с внешнего. Буду делать положенное - и Господь пошлет молитву внутреннюю".

А второму надо говорить:

"Если ты холоден и молиться не можешь, не мешай пока молиться молитвою внешнею".

Когда преодолеет молящийся этот соблазн, работа его еще только начинается. Раздвоенность не уничтожена, она уходила внутрь. Там она в скрытом убежище. Ее труднее заметить и труднее победить.

Наблюдавший ранее за внешними действиями во время молитвы начинает теперь так же со стороны относиться к внутренним состояниям души. А другой, крестившийся, клавший поклоны, читавший молитвы и чувствовавший наблюдение за своими внешними молитвенными действиями, чувствует его в своих молитвенных переживаниях. Оба они уже не безмолвны. Внутреннее разделение начинает выражаться в словах, мысленно произносимых. В душе начинаются споры, как бы между разными людьми. "Смотрящий" делает свои замечания, мешает другому, молящемуся.

Враг зорко стережет состояние раздвоенности и сейчас же старается овладеть "наблюдающим". Не имея цельности, человек не имеет силы сразу защититься от врага. Молитва постоянно в опасности. Чем слабее молитва, тем сильнее враг, который иной раз настолько овладевает душой, что заставляет наблюдающего, вопреки его воле, смеяться над молящимся, делать кощунственные замечания или просто обсуждать вопросы, ничего общего с молитвой не имеющие. Молитва становится ареной мучительной борьбы, от которой душа в смятении и не знает, куда укрыться.

Но бывает еще более опасное состояние раздвоенности. Это тогда, когда враг овладевает "наблюдающим" не для того, чтобы вооружить его на "молящегося", а для того, чтобы прельстить кажущейся его высотой. Если пагубно для души молиться "напоказ" перед людьми, то вдвойне пагубно молиться "напоказ" перед самим собою, перед этим внутренним зрителем.

Каждое молитвенное движение тогда отравляется ложью. И слезы, и воздыхания, и все самые высокие движения души - все не настоящее. Сделанные напоказ перед внутренним зрителем, они лишь кажущиеся, они не имеют цены в действительности достигнутого.

А враг при этом обольщает "быстрым успехом". Молитва делается напряженной, сопровождается иногда явлениями необычайными, но, как и всякое обольщение, не питает душу, не просветляет, не подымает ее, а умерщвляет медленной и незаметной смертью. "Двоящиеся мысли" в большей или меньшей степени болезнь всеобщая, и лишь большими усилиями и терпением, путем молитвенного и общежизненного подвига, по милости Божией, достигается то единство, та "простота", которая сложные две воли в человеке превращает в одну "простую", отданную водительству Духа Святаго.

Эту опасность надо помнить всегда и не надо ставить себе непосильной задачи сразу усилиями воли избавиться от нее.

Подвизающийся молитвою Иисусовой должен знать то, что именно ему особенно угрожает эта опасность. И пусть он не приходит в уныние, заметив в себе болезнь.

Раздвоенность наша коренится в общем нашем духовно-нравственном состоянии, и освобождение от нее - дело всей жизни человека. Но поскольку молитва способствует ее развитию или, напротив, содействует уничтожению, можно блюсти молитву свою от этой опасности.

Раздвоенность души не может не дать себя знать на молитве, но можно отдать свою душу во власть ее и можно, напротив, молитву сделать одним из сильнейших орудий в борьбе с ней.

Подвизающийся должен терпеливо идти своим путем, зная, что "единство" придет к нему как желанный результат долгого, может быть, многолетнего труда. Это решение терпеливо идти намеченным путем - лучшая защита против опасности.

Когда "наблюдающий", встревоженный этим решением, спросит внутренне: "Сколько же времени?" - отвечай спокойно: "Может быть, всю жизнь - как поможет Господь".

Старайся внести в молитву больше спокойствия, изгнать всякую нервную напряженность. Нервная напряженность всегда от врага, от внутренне показной молитвы.

Если молишься ночью, брось временно ночную молитву, ибо ночью раздвоенность особенно угрожает молитве. И снова приступи к ночной молитве, когда немного справишься с собою. Если трудно будет справиться, молись чаще, но короче, ибо раздвоенность при долгой молитве угрожает сильней, чем при короткой. И, главное, никогда не торопись.

Главнейшим препятствием на пути нашего спасения стоят наши страсти

Борьба со страстями всегда была, есть и будет главнейшей задачей христианской жизни. А в этой борьбе молитве всегда будет принадлежать первое место.

В творениях святых отцов и подвижников указан каждый шаг на пути умерщвления плоти. В сокровищницу духовного опыта веками вкладывали драгоценности богоносные отцы наши, а нам лишь надлежит черпать оттуда потребное для спасения.

Никакая страсть не может укрыться более. Она обнаружена вся. Подвижническими трудами своими и благодатию Божиею проникли святые отцы в самые сокровенные глубины человеческого духа и поведали людям о страстях и борьбе с ними - все от малого до великого, от первого до последнего слова.

Никто не может сказать:

- Я не знаю.

Он должен говорить:

- Я не хочу.

Темные силы страстей, возникновение их, губительное действие на душу, все самые маленькие черты борьбы с ними, указания, как достигнуть освобождения от них, - все пережито, все указано, все открыто в Православной Церкви ее угодниками и учителями.

Кто не знает этого?

Только тот, кто не хочет знать.

Многие из таких не желающих знать и потому не знающих думают, что борьба со страстями, подвиги пустынников - дело ненужное, даже вредное, и дерзают хулить подвижническую жизнь, именуя ее грубым фанатизмом, которому чужда была евангельская проповедь.

Так говорящие - а таких теперь множество среди именующих себя православными христианами - одержимы духом бесовским.

Господь наш Иисус Христос и Его Святые Апостолы, по сошествии на них Святаго Духа, благовествовали миру о Царствии Божием. Они указали и путь спасения, путь для достижения Царствия Божия. Здесь содержится в главнейших своих основаниях все, что впоследствии подробно раскрыто в творениях святых отцов и показано ими в подвижнической жизни.

Подвижники и отшельники не создавали

какого-то своего нового "аскетического"

христианства. Христианство одно

Никакого иного, кроме аскетического, не было, нет и быть не может. Не аскетическое христианство - всегда подделка, более или менее искусная.

Если достижение евангельских заветов потребовало впоследствии изменений внешних условий жизни - удаления в пустыни, в затворы, в монастыри, - то были на это особые причины, заключающиеся в общих условиях церковной и мирской жизни послеапостольского времени (см. часть III этой книги), но та духовная жизнь, которой жили подвижники в пустынях, в затворах, в монастырях, была ничем иным, как осуществлением заветов евангельских.

Многие века молитвенных и аскетических подвигов создали великое здание аскетического христианства, но основание его - слово Божие.

Слово Божие и должно укрепить нас на этом молитвенном и подвижническом пути:

"Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить" (1 Пет. 5,8).

Каковы же евангельские основания аскетического христианства?

Будем их помнить всегда, чтобы диавол, этот "лев рыкающий", не соблазнял нас такими мыслями:

"Апостолы не были отшельниками, не занимались "умерщвлением плоти", не уходили в пустыни, не бежали от людей в затвор; надо заниматься не самоспасением и умерщвлением плоти, а жить в миру и приносить людям пользу".

Будем помнить истинное евангельское учение, чтобы эти бесовские речи не обессиливали наших молитвенных трудов.

"Христианство" и "мир" - два начала, противоположные друг другу.

Мир ненавидит Христа.

"Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир" (Ин. 15,19).

Христиане должны ненавидеть мир.

"Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником" (Лк. 14, 26).

Разумея под этим "ненависть" к мирским отношениям с отцом, матерью, детьми, братьями и ненависть к мирской своей жизни.

Эта ненависть мира к христианству и христианства к миру коренится в противоположных началах, которые лежат в их основе.

"Кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу" (Иак 4,4).

И это так потому, что: "Царство Мое не от мира сего" (Ин. 18,36).

Апостол Иоанн говорит:

"Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего" (1 Ин. 2,15-16).

Мы должны, по словам Апостола Петра, сделаться причастниками Божеского естества и для этого удалиться от мира:

"Дарованы нам великие и драгоценные обетования, дабы вы через них соделалисъ причастниками Божеского естества, удалившись от господствующего в мире растления похотью" (2 Пет. 1,4).

Поэтому Апостол Иаков дает заповедь своим ученикам:

"Хранить себя неоскверненным от мира" (Иак. 1, 27).

Ибо "и мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек" (1 Ин. 2,17).

Первое основание подвижничества, вытекающее

из евангельского отношения к миру вообще, -

это отречение от себя и от всего личного

И Господь говорит: "Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною" (Мф. 16,24).

Мирское понятие о "первенстве", основанном на личной воле и силе, совершенно чуждо христианству:

"...Что высоко у людей, то мерзость пред Богом" (Лк. 16,15).

Господь открывает людям идеал подвижнический:

"Кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою" (Мф. 20, 26).

Надо отказаться и от всех личных привязанностей:

"Кто любит отца или мать более, нежели Меня, недостоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, недостоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот недостоин Меня" (Мф. 10, 37-38).

Когда призывает Господь - все мирское должно быть забыто:

"А другому сказал: следуй за Мною. Тот сказал: Господи! позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего. Но Иисус сказал ему: предоставь мертвым погребать своих мертвецов. Еще другой сказал: я пойду за Тобою, Господи! но прежде позволь мне проститься с домашними моими. Но Иисус сказал ему: никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия" (Лк. 9,59-62).

Соответственно с таким отношением к миру и личным привязанностям решается вопрос о нашем материальном существовании.

Здесь лежит основание монашеского обета нестяжательности.

Богатому юноше Господь сказал:

"Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровищу на небесах; и приходи и следуй за Мною" (Мф. 19,21).

Общее отношение ко всему мирскому - будет ли то личная мирская привязанность, будет ли то человеческое мирское "счастье", будет ли то тленное богатство мира или слава людская - выражается в следующих словах Христа:

"Всякий из вас, кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником" (Лк.14,33).

Уйдя от зла мирского, какие духовные внутренние задачи должен поставить перед собою человек?

Эти задачи те самые, которые решили и решают подвижники христианские от апостольских до наших дней.

"Ищите же прежде Царствия Божия и правды Его, и это все приложится вам" (Мф. 6,33).

Где искать Царствия Божия?

"Царствие Божие внутрь вас есть" (Лк. 17,21).

Кому открывается оно?

Тому, кто исполнит Божий закон.

В чем состоит Божий закон?

Он весь в двух заповедях

"Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим" и "Возлюби ближнего твоего, как самого себя" (Мф. 22,37-39).

Или, как говорит Апостол Павел:

"Ибо заповеди: "не прелюбодействуй", "не убивай", "не кради", "не лжесвидетельствуй", "не пожелай чужого" и все другие заключаются в сем слове: люби ближнего твоего, как самого себя" (Рим. 13,9).

А для того, чтобы душа достигла состояния любви, мало отречься от мира, от привязанностей, от богатства - надо побороть этот мир в самом себе, надо побороть свои страсти.

Таким образом: Царствие Божие, находящееся внутри нас, достигается умерщвлением плоти.

Это определило весь дальнейший подвижнический путь христианства.

Господь сказал:

"Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну. И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну" (Мф. 5,29-30).

Эту основную заповедь аскетизма Святые Апостолы раскрыли подробно:

"Умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание" (Кол. 3, 5).

Они говорят, что этот путь умерщвления плоти - необходимое условие для духовной жизни:

"Если духом умерщвляете дела плотские, то живы будете" (Рим. 8, 13).

Умерщвление плоти Апостолы считают признаком христианина:

"...Те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями" (Гал. 5,24).

Апостол указывает на себя как на подающего сему пример:

"Усмиряю и порабощаю тело мое, дабы, проповедуя другим, самому не остаться недостойным" (1 Кор. 9,27).

Так Петр взывает:

"Возлюбленные! прошу вас, как пришельцев и странников, удаляться от плотских похотей, восстающих на душу" (1 Пет. 2,11).

Но вот подходим мы к тому подвигу, который воодушевляет все дело подвижническое, - к подвигу молитвенному.

Любовь - это цель.

Борьба со страстями - это путь.

Молитва - это движущая сила.

Пример и научение молитвы дал Сам Господь наш Иисус Христос

Об удалении Спасителя в уединенные места для молитвы в Евангелии говорится многократно.

"В те дни взошел Он на гору помолиться и пробыл всю ночь в молитве к Богу" (Лк. 6,12).

Молиться в пустынных местах было постоянным обыкновением Господа:

"Он уходил в пустынные места и молился" (Лк. 5,16).

И в другом месте:

"Утром, встав весьма рано, вышел и удалился в пустынное место, и там молился" (Мк. 1, 35).

Призывал к этому Господь и учеников Своих:

"Смотрите, бодрствуйте,молитесь" (Мк. 13, 33).

Говорил о том же и притчами:

"Сказал также им притчу о том, что должно всегда молиться и не унывать" (Лк. 18,1).

Указал им на великую силу молитвы.

"И все, чего ни попросите в молитве с верою, получите" (Мф. 21,22).

На силу молитвы указал и при исцелении бесноватого:

"Сей же род изгоняется только молитвою и постом" (Мф. 17,21).

Молился Он и вместе со Своими учениками: так было, когда преобразился Он на горе перед учениками Своими Петром, Иаковом и Иоанном.

Так было, когда "... Он молился в уединенном месте, и ученики были с Ним" (Як. 9, 18).

Свидетельствуют Евангелисты и о молитве Спасителя нашего в страшный час предательства Иуды в саду Гефсиманском. Здесь Господь и Сам молился, и учеников Своих призывал к молитве, дабы не впасть им во искушение:

"Молитесь, чтобы не впасть в искушение" (Лк. 22, 40). И через некоторое время, найдя их спящими, сказал снова: "Что вы спите? встаньте и молитесь, чтобы не впасть в искушение" (Лк. 22,46).

Апостолы, приняв Духа Святаго, не отринули молитвенного подвига, а, напротив, согласно заповеди Спасителя, вступили в него:

"Все они единодушно пребывали в молитве и молении" (Деян. 1,14).

Молитва была постоянным их делом:

"И они постоянно пребывали в учении Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах" (Деян. 2,42).

Была молитва и в обстоятельствах исключительных. Так, поставляя пресвитеров, "...они помолились с постом и предали их Господу" (Деян. 14,23).

В посланиях своих Апостол Павел все время призывает верующих к молитве, и именно к молитве подвижнической, т.е. постоянной, которая всегда в сердце человеческом:

"В скорби будьте терпеливы, в молитве постоянны", - говорит Апостол в послании к Римлянам (12,12).

"Будьте постоянны в молитве", - говорит он в Послании к Ко-лоссянам (4,2).

Дает заповедь и Фессалоникийцам: "Непрестанно молитесь" (1 Фес. 5,17).

Святой Антоний Великий говорит: "Славно духовное подвижничество, но много у него противников".

Путь подвижнический избирают немногие. И этих немногих искушает МЫСЛЬ:

"Все живут иначе - неужели все погибнут? Неужели все ошибаются? Все неправы - один я прав".

Таковым Господь сказал:

"Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими" (Мф. 7,1 У).

А тем, которых ужасают трудности на этом пути, Он дал великое утешение и ободрение.

Ученики Его "чрезвычайно изумлялись и говорили между собою: кто же может спастись? Иисус, воззрев на них, говорит: человекам это невозможно, но не Богу, ибо все возможно Богу" (Мк 10,26-27).

"Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного".

Подвижники пошли через "тесные врата" и то, что узнали на своем пути, поведали всей Церкви

Молитва стала их главнейшим делом не потому, что они отвлеченною мыслью решили "посвятить себя молитве", а потому, что к постоянной молитве привела их борьба со страстями.

На пути в Царствие Божие стоят гордость, самолюбие, сластолюбие, чревоугодие, леность, зависть, чувственность - все это надо побороть в себе.

Где искать помощи? Где черпать силы? В молитве.

И молитва стала орудием борьбы с темными силами страстей за спасение души, за очищение ее от всякой скверны, дабы душа могла, по словам Серафима Саровского, "стяжать Духа Святого Божьего".

Как говорит один подвижник: "Дарования Божий приходят сами собой, если найдут место чистым и нескверным".

Но если молитва есть меч духовный в борьбе с силой диавольской, действующей на нашу душу чрез страсти, то, с другой стороны, она твердыня, яростно осаждаемая полчищами сил бесовских.

Видя в молитве гибель свою, бесы вооружают все силы свои и направляют их на молитву.

Творения подвижников и жития святых дают самое точное и полное изображение этой молитвенной брани.

Нам надлежит здесь запомнить главное.

Святой Григорий Синаит говорит: "Во все время действия страстей из помыслов одни идут впереди, а другие последуют за ними: предшествуют помыслы мечтаний (чередование образов), а последуют помыслы страстные (возбуждаемые теми образами). Страсти предваряют бесов, а бесы последуют за страстями".

"Берегись козней вражеских, когда молишься и поешь псалмы Господу, - говорит Никита Стифат, - ибо они всячески ухитряются отвлекать мысль и чувство от того, что поется, и все то изгладить из памяти".

Какие же это козни?

Смущают бесы чаще всего страхом, по словам старца Симеона Благословенного:

"Когда молишься, страх ли нападет на тебя, или стук подымется, или свет возсияет, или другое что случится, не смущайся и не робей, но пребудь на молитве гораздо долее обыкновенного. Такое смятение, страхование и ужасание бывает от демонов, чтоб, растерявшись и расслабившись, оставил ты молитву, а когда такие тревожности и оставление молитвы по малодушию обратятся у тебя в навык, - чтобы совсем тебя взять в свои руки и помыкать тобою. "Из-за страха вражеского смотри никогда не оставляй молитвы".

Кроме страха, молитва осаждается бесами через яд помыслов. Только на молитве во всей силе предстоят они человеку.

Как говорит преподобный Филофей Синайский:

"С крайним напряжением внимания блюди свой ум. Как только заметишь (вражий) помысл, тотчас воспротиворечь ему, но вместе с тем спеши призвать Христа Господа на отмщение. Сладчайший же Иисус, когда ты еще будешь говорить, скажет: "се, с тобойЯ", чтоб подать тебе заступление.Но ты и после того, как, по молитве твоей, все эти враги усмирены будут, опять продолжай усердно внимать уму. Вот снова волны (помыслов),множайшие прежних, одни за другими устремятся на тебя, так что от них будто уже погружается душа, как в пучину, и готова погибнуть. Но и Иисус, опять возбуждаемый учеником, яко Бог, запрещает злым ветрам (помыслов), и они утихают".

А по словам святого Максима Исповедника:

"На высоких молитвенников нападают демоны, ввергая в их ум простые помышления о вещах чувственных и тем отвлекая их от молитвы". И главнейшей молитвенной задачей он поставляет строгое разделение между "мыслью" и "страстью":

"Вся брань монаха против демонов состоит в том, чтобы отделить страсти от мыслей; ибо иначе невозможно ему бесстрастно смотреть на вещи". Если молящийся достиг высоких результатов, то это не только не делает молитву его свободной от искушений, а напротив, вызывает усиленное нападение бесов.

Преподобный Феогност говорит:

"Враг тогда встречает жестокими и страшными искушениями, когда почует, что душа вступила в высшие меры добродетели. Свидетельствуется же это словами молитвы с возвышением ее над вещественною двоицею плоти и чувств. И тогда человеконенавистник так злобно искушает, что нам приходится даже в жизни отчаиваться".

Если помыслы не побеждают молящегося, тогда демоны начинают действовать через чувственные образы.

Об этом говорит Антоний Великий. Бесы, по его словам, "хитро изменяя способы борьбы, они, если не могут прельстить человека помыслами, то пытаются обольстить или запугать его призраками,

принимая образ то женщины, то скорпиона, то превращаясь в какого-нибудь великана высотою с храм, в целые полки воинов или в какие-либо другие призраки, которые все исчезают при первом же совершении крестного знамения".

Все эти указания святых отцов почерпнуты из молитвенного опыта, о чем свидетельствуют жития их.

Так, в житии преподобного Серафима Саровского повествуется, что при виде таких подвигов великого старца диавол, исконный враг рода человеческого, вооружился против него всевозможными искушениями. Так, наводил он на подвижника различные страхования, то испуская за дверями, как бурю, вой дикого зверя, потом точно скопище народа начали ломать дверь келлии, выбивали у двери косяки, бросили к ногам молящегося старца обрубок дерева и т. д. По временам и днем, но особенно ночью, во время молитвенного предстояния преподобного старца Серафима, ему видимо вдруг представлялось, что келлия его разваливается, со всех сторон врываются с яростным ревом страшные звери, иногда вдруг пред ним появлялись отверстые гробы с восстающими из них мертвецами.

Святой Антоний Великий говорит, что он "видел от демонов много коварных обольщений и говорю вам об этом как детям _ велика злоба бесов против всех христиан, в особенности же - против иноков и девственниц Христовых: они всюду расставляют им в жизни соблазны, силятся развратить их сердца богопротивными и нечистыми помыслами. Но никто из вас пусть не приходит от этого в страх, так как горячими молитвами к Богу и постом бесы немедленно прогоняются".

Святому Антонию "однажды они явились даже в весьма свет-лом виде и стали говорить: "Мы пришли, Антоний, чтобы дать тебе свет". Но я зажмурил свои глаза, чтобы не видеть дьявольского света, начал молиться в душе Богу, - и богопротивный свет их погас. Спустя же немного времени они снова явились и стали предо мною петь и спорить друг с другом от Писания, - ноя был как глухой и не слушал их. Случалось, что они колебали самый монастырь мой, но я с бестрепетным сердцем молился Господу. Часто вокруг меня слышались крики, пляски и звон; но, когда я начинал петь, крики их обращались в плачевные вопли, и я прославлял Господа, уничтожившего их силу и положившего конец их неистовству".

В житии Макария Александрийского приводится его рассказ:

"Когда я стоял в течение двух дней и двух ночей, вперив свой ум го-ре, я так раздражил дьявола, что тот, превратившись в пламень, сжег все, что находилось в моей келлии, так что даже и рогожа, на которой я стоял, загорелась, и я думал, что и сам сгорю. Устрашив-шисьэтого,я на третий день оставил свое намерение; будучи не в силах более удерживать свой ум в помыслах о небесном, я снизошел, по изволению Божию, до земных помыслов, дабы не впасть в грех высокоумия".

А в житии Макария Египетского говорится:

"Когда Макарий бодрствовал ночью, стоя на молитве, дьявол до самого основания потрясал его келлию".

Таким образом святые отцы свидетельствуют о великой брани на молитве с бесами, которые действуют помыслами, образами, возбуждая страсти, страхи и высокоумие.

Есть особая опасность для души, пребывающей в плену у страстей

Против этой опасности надо нарочито прибегать к благодатным силам Церкви - к исповеди и принятию Святых Тайн.

Об этом скажем пространней.

Святой Нил Сорский почитал себя столь великим грешником, что просил, когда он умрет, не закапывать его в землю как недостойного погребения, а бросить тело его на растерзание псам.

Не потому так оплакивал свои грехи великий подвижник, что совершил какие-либо особые злодеяния, с нашей обычной точки зрения, а потому, что каждый грех свой считал преступлением перед Богом и в великой скорби оплакивал его.

Такое сознание греха и такая сила раскаяния достигается бесстрастием.

Напротив, страсти убивают всякое раскаяние и этим в корне губят самую возможность исправления.

Авва Исайя, отшельник египетский, говорит:

"Конец добродетели - любовь, а конец страстей - самооправдание".

Вот это самооправдание есть опасность, которая требует благодатных сил Церкви. Предающийся страстям своим не может сокрушаться о грехах своих, потому что раскаяние заставило бы его бороться со страстями. И как бы стремясь себя обезопасить, они лишают человеческую душу самого побуждения к борьбе, т. е. сознания греховности. Более того, они только "оправдывают", они толкают человека на осуждение других.

Как говорит святой Григорий Богослов:

"Порочные люди любят слагать вины свои на тех, кто их обличает".

Осознать свой грех, не говоря уже о том, чтобы оплакать его, - это великое дело, которое само уже есть результат некоторой победы над страстями.

Вот почему святой Исаак Сирин говорит:

"Сподобившийся увидеть свои грехи блаженней сподобившегося увидеть Ангела".

А по словам святого Киприана:

"Первая степень счастия - не согрешать, вторая - сознавать согрешения". Опасность впасть в состояние, безразличное к содеянному греху, или еще хуже в состояние самооправдания и осуждения обличающих должна преодолеваться не только молитвой и борьбой со страстями, а частой исповедью и Причастием.

Почему Таинство покаяния может пробудить в душе нашей плач о грехах?

Если на исповеди человек не вполне чувствует сердечное раскаяние - могут ли проститься ему грехи?

Да, могут! Они прощаются ему в долг. Сказать о себе "грешен", назвать грех грехом, "сознавать", что согрешил в чем-либо, - это не значит еще сподобиться увидеть свои грехи так, как говорит о том Исаак Сирин или как видел грехи свои Нил Сорский.

Сознание греха - это начало. Раскаяние - это конец. Между первым и вторым расстояние великое.

Ум знает, что поступок дурен. И человек по совести говорит грешен.

Он не "обманывает", говоря так, потому что действительно поступок свой считает грехом.

Но совесть не мучает. Сердце не сокрушается о содеянном. Нет "стыда" за совершенное. Нет слез покаянных. Как же быть человеку? Кто имеет власть снять с него этот сознаваемый, но не оплакиваемый грех?

Никто, кроме Церкви в лице священника, которому дана эта власть.

Враги Православия говорят: если человек раскаивается в своих грехах, разве Господь не может простить без всяких священников? Зачем же Таинство исповеди?

Да, Господь прощает кающихся. Но кто дерзнет сказать, что покаяние его полное, совершенное? Кто скажет о себе, что он сподобился видеть грех свой? Что он блаженнее видевших Ангелов?

А если не сможет сказать этого, как же дерзнет просить у Бога прощения без Церкви? Мы немощны в жизни - потому грешим. Мы немощны в покаянии - потому должны исповедать грехи свои Церкви, дабы иерей, видевший сознание наше в грехе, несмотря на немощь покаяния нашего, простил и разрешил согрешившего от всех грехов его, молясь: "Примири и соедини его Святей Твоей Церкви". Поступает он так, дабы не преградить путь грешникам ко спасению, снимая грехи своею властью и допуская его Святой Чаши, вновь примиряя и соединяя с Церковью.

" ...Понеже бо пришел еси во врачебницу, да неисцелен отъидеши".

Церковь ждет от грешника уплаты многих долгов, ждет и этой уплаты - возрастающей силы покаяния.

Не лишая немощных в покаянии благодатной силы причащения, попаляющей тернии наших прегрешений, Церковь как бы на себя берет перед Господом ручательство за его дальнейшее возрастание. Вот почему через Таинство исповеди и Таинство святого Причащения подвизающийся в молитве может освободиться от "самооправдания", которое есть порождение наших страстей.

Столь многие опасности не должны

вселять в нас мысль, что опасна самая

молитва Иисусова и что лучше ею не подвизаться

Эта мысль дьявольская, и таких врагов молитвы Иисусовой обличает блаженной памяти молдавский старец Паисий Величковский:

"На предреченное убо сие Божественное умное сердечнаго рая делание и хранение никтоже от правоверных дерзнув когда похули-ти; но в великой чести и крайнем благоговении, аки вещь всякия ду-ховныя пользы преисполнену имеяху. Начальник же злобы и супостат всякому делу благому дьявол, видя, яко наипаче чрез сие умное молитвы делание, монашеский чин благую часть избирая, неот-торжную любовь приседит ногам Иисусовым, совершенное в Божественных Его заповедях предуспеяние имея, и сего ради свет и про-свещение миру бывая, начат таити зависть и вся своя употребля-ти козни, во еже опорочити и похулити душеспасительное сие дело и до конца, аще бы возможно, от лица земли истребитш.

Говорит это старец, видевший все опасности на пути умной молитвы. Но опасности эти не в молитве заключаются, но в душе молящегося, и они должны побуждать нас не к тому, чтобы мы хулили молитву Иисусову и боялись подвизаться ею, а к тому, чтобы неустанно следили за внутренней своею жизнью.

Вот слова старца, которыми мы и заключим главы об "опасностях на молитвенном пути":

"Аще же кто дерзнет сию молитву действовати самочинно, не по силе святых отец учения, без вопроса и совета искусных, прозорлив, страстен и немощен сый, без послушания и повиновения ходя, да еще же гоня и единственное пустынное житие, егоже и следа за самочиние свое недостоин видети, таковый, воистину и аз исповедую, удобно падает во вся сети и прелести дьяволи. Что же, молитва ли сия прелести сей виновна?Да не будет. Аще же вы за сие порочите мысленную молитву, то да будет порочен вам и нож, аще бо молу отроку случилось играющу себе о нем, несмыслества ради своего, заколоти. Такожде по вам да не будет во употреблении воином и меч воинский, аще бы случилось некоему безумному воину мечем своим себе заклати; но яко же нож и меч не суть ниединаго порока виновни, но безумие точию себе онем и заклавших; тако и меч духовный, священная, глаголю, умная молитва неповинна есть единому пороку, но самочиние и гордыня самочинников виновна суть пре-лестем бесовским и всякому душевному вреду".

"Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго".