Старообрядчество больше всего и чаще всего упрекают в “обрядоверии”, то есть в упрямом поклонении обряду больше даже догмы. Их уважение к обряду сколонны считать чуть ли не идолопоклонством.

Но, в самом деле, неужели обряд — что-нибудь несущественное, мало нужное в порядке духовной жизни? Мы уже писали коротенько о смысле обряда в первой статье. Говорили, почпему старообрядчество должно было “духом восстать” против кощунственного покушения на святыню обряда. Теперь хочу сказать, для старообрядческой молодежи, главным образом, в чем смысл обряда.
Что такое обряд? Это “оболочка”, одежда догмы, говорили мы. Теперь продолжим немного иначе: это закрепленная духовная жизнь, сильный момент христианской жизни, великое мгновение, остановленное, так сказать, навеки, в целях духовного воспитания.
В первой христианской церкви существовало общение во всем, люди имели всё общее и не было между ними нуждающихся... И вот настроение этих святых дней создало святой обычай, или обряд “агап” — вечерю любви.
Все христиане того времени были в постоянном любовном единении: не только имущество, но и сердце и душу они имели одну (Деян., гл. 6).
Святое настроение и “агап” этого общения душ закрепилось в одном сложном обряде, системе обрядов и литургии и вообще в богослужении.
Литургия в своих обрядах — вся символичное осуществление молитвы Господа к Отцу: “Да все едино будут... яко и мы” (Ин, 17: 11—21). В древности и самая литургия носила название “таинство общения”, а Кирил Александрийский прямо называет ее общей связью, соединяющей всех.
“Литургия, — пишет Н.В. Гоголь, — нечувствительно строит и содает человека, и если общество еще совершенно не распалось, если люди не дышат полною, непримиримою ненавистью между собой, то сокровенная причина тому есть система обрядов — Божественная Литургия, напоминающая человеку о святой и небесной любви к брату.”
Но литургия — нечто великое, необычайно глубокое. Но возьмите что-нибудь помельче, если позволительно так выразиться.
Возьмем такой некрупный обряд, как, например, “поклоны”.
Зачем это чисто механическое движение?
Но вот рассказ “Луга духовного” (в нашей свободной передаче).
Однажды пришел к авве Иоанну крестьянин и, рассказав про свою крайнюю нищету, просил у него в долг номисму (4 р.).
Старец сжалился над ним и занял денег в обители. Однако прошло два года, и крестьянин не являлся.
Блаженный авва между тем узнал, что крестьянин ведет беспечную жизнь и не радеет о своей семье. Долго думал старец, как помочь горю. Призвав своего должника, он сказал ему:
— Возврати же мне долг, брат!
— Видит Бог, нечем мне заплатить тебе!
— А я вот помогу тебе уплатить. Теперь еще не скоро наступят полевые работы....
— Что ни прикажешь, я всё исполню.
— Когда только ты будешь свободен дома, приходи сюда и клади по тридцати поклонов, я буду давать тебе всякий раз по керате (18 к.).
И стал крестьянин очень часто приходить в монастырь и вместе со старцем класть земные поклоны.
— Зачем ты это делаешь? — спрашивали старца. — Полезны ли для крестьянина одни земные поклоны? Ты бы лучше вразумлял его.. Мы думаем, что он христианин и сам знает свои обязанности.
— Духовная жизнь в нем угасла. Молитва оживит его веру и дух благочестия.
— Но ведь он пока кладет только поклоны.
— Плоду предшествует цвет, цвету — лист, листу — почка и оживление ветвей... Не занете ли, что дар молитвы — плод? Много нужно потрудиться, пока этот плод созреет. Поклоны — это первая окопка деревца... Человек — не мертвое орудие, а живое существо: среди поклонов проявятся начатки молитвенного духа. По капельке малой, малой, как живительный дождь, снизойдет молитвенный дар.. Как тому, кто не знает алфавита, вы дадите читать книгу?
И старец доказал свою правоту делом и продолжал упражнять крестьянина в поклонах. Когда бедняк был голоден, старец делил сним братски трапезу и отпускал его домой:, нагрузив сухарями на всё его семейство. Это было до тех пор, пока не сложилась сумма в двадцать четрые керата. Крестьянин возвратил долг старцу. Но мы видли и после этого крестьянина у старца. Он приходил уже добровоьльно молиться с ним... В деньгах крестьянин перестал нуждаться, потому что с той поры начал трезвую, трудолюбивую жизнь.
Поклоны — этот “маленький” обряд — вскрыли своей внутренней силой спавшее в душе сознание греха.
А другие обряды?
Глубоко содержание обрядов крещения. О них мы поговорим как-нибцдь отдельно.
В пасхальном богослужении, например, есть бряд христосования. И кто знает, сколько душ “растопилось”, сколько гневных движений растаяло в этом “обрядовом” поцелуе!
Накануне поста есть обряд прощения...
Какую силу примирения таит этот обряд в себе! А обряд брака, то есть, таинство брака в обрядовой стороне: какой откровение о семье дано здесь — имеющим уши слышать.
Но как? Каким образом происходит такое влияние обряда?
Я объясняю это так. Обряд в свое время создан великой мыслью, огромной духовной энергией, подъемом духовного настроения. Но всякая энергия всегда сохраняется по закону, так сказать, “сохранения духовной энергии”. Как теплота, духовная сила обряда  сохраняется в нем в скрытом состоянии.
Есть короткий рассказ Короленко “Мороз”.
Это фантазия. Автору кажется, что иногда от мороза слова замерзают, но вот пригреет солнце, думается ему, — и оттают слова, и сойдут в души святой силой.
В обряде застыли “слова” — святая сила.
Для человека, которого еще не пригрело солнце благодати, они мертвы, безэжизненны, но и для него они могут проснуться, “ожить”.
В обряд нужно вглядеться, войти вглубь, чтбы его сила ожила для сердца.
Равнодушные к самой религии, посещающие храм только урывками, остающиеся в нем всего на несколько минут, естественно, глухи к тому, что скрыто за одеждой обряда, и не бывают в состоянии постигнуть его существо и дух. Это люди “душевные”, а не духовные, и  над ними сбываются слова св. Апостола: “Душевный человек не приемлет яже Духа Божия: юродство бо ему есть, зане духовне востязуется” (1 Кор., 11,14).
Говорят, что обряд устарел, обветшал.
Допустим на минуту. Но и тогда он свят, как метрвое тело покойной матери, которое мы целуем не с меньшей нежностью, чем живое.
Это ступени, по которым, скажем словами Мережковского, миллионы шли к Богу.
Пусть, снова допустим, обветшали ступени, все-таки целуй и лобызай след от ног святых миллионов.
Но мог ли устареть и умереть обряд в самом деле?
Конечно, нет. Его душа вечно жива.
Разве только мы можем умереть для обряда.
Нельзя забывать то, что сказано о происхождении обряда.
“Обряд не может убивать духа. Дух создал его, и, как воспоминание о прежде пережитом религиозном настроении, он снова будит это настроение, и, если душа не спит, внешность и обряд снова одухотворяются для человека и становятся для него силой животворящей”.
Не нужно забывать, что обряд, как сказали мы, “видимый покров незримой тайны, незримой истины, живое тело живой души”, вместе с тем есть, повторяем, “те ступени, по которым миллионы верующих века и века восходили к Богу”.
“Это одно уже должно было сделать их навсегда не только святыми и дать им навсегда силу благодатного освящения. Святая мысль, молитвенная деятельность, исторически так тесно соединилась с обрядом, что уничтожить обряд (если бы даже это было возможно психологически) — значит разорвать ряд драгоценнейших ассоциаций, значит подвергнуть опасности самую мысль, связанную с обрядом и выраженную в нем, значит, убить в нем молитвенную деятельность”.
“Несли сосуд с драгоценной жидкостью. Все падают пеерд ней ниц, все целуют сосуд, заключающий эту драгоценную, живящую всех влагу, но восстают люди и начинают кричать: “Слепцы, чего вы  сосуд целуете, дорога лишь живительная влага, в нем заключающаяся, дорого содежимое, а вы целуете стекло, простое стекло и стеклу приписываете святость... Идолопоклонники, бросьте сосуд, обожайте лишь живящую слагу, а не стекло”. И вот разбили сосуд, живящая влага разлилась по земле и исчезла в земле, разумеется.... Сосуд разбили и влагу потеряли...”.
Эта прекрасная легенда направлена против врагов обряда.