11. Господь Бог твой, говорит Дух Святый, Господь един есть. В том поэтому забота, чтобы в Божественности Духа возводить ум к единому премирному. И уж, конечно, не так, чтобы единое проповедовать, а обращение и воззрение ума [к Нему ] — отвергать. Ибо, что Святый Дух говорит, то хочет, чтобы было и предметом мысли, а к тому, что составляет содержание мышления, — обращался бы и ум. Ибо при отсутствии обращения ума к предмету мысли и самое то, что он мог бы помыслить, отсутствует; и окажется по необходимости всуе произнесенной проповедь о едином, и через то и вера. Если же это несообразно, то, следовательно, несообразно не размышлять о едином уму, обращающемуся и простирающемуся к нему.

12. Если прирождено причиненным созданиям, в особенности разумным, простираться и обращать свой взор к причине [своего бытия], все же произошло от Бога как своей причины, от которого и ум, а Бог есть верховное и простое единое, то, следовательно, естественно уму, обращаясь к верховному и простому единому как к своей причине, простираться и взирать на него.

13. Если "все из Него, Им и к Нему" (Рим. 11, 36), а ум есть также одно из всего, то, следовательно, из Него, и Им, даже ближе всего из Него, и именно Им существует самый ум вследствие богоподобия. Поэтому тем более должен ум взирать к Нему. Выражение же "к Нему" значит, что должно взирать, обращаясь к явлению единого премирного. Следовательно, ум должен взирать на единое.

14. Из единого происходит многое, и не из многого единое. Но, конечно, тварь есть многое; следовательно, тварь происходит, очевидно, из единого. Но то единое является, без сомнения, превыше твари, как Творец и Создатель; следовательно, тот, кто созерцает тварь как должно, по необходимости будет иметь завершение своего созерцания в едином премирном именно потому, что в созданиях действительно есть очень много как бы отголосков причины, при помощи которых познается Тот, Кто промыслительно все произвел, как восхотел, художеством, мудростию, силою и благостию. Поэтому и Исайя говорит в Духе: "Воззрите на высоту очима вашима и видите, кто сотвори [8] сия вся" (Ис. 40, 26). "Сия вся" сказал он, по множеству причиненных созданий, а "Кто" — возводя ум к Виновнику этого, Который просто, по природе, есть единое.

15. Собирается и тварь в единое, но сложное, многочастное и не безначальное, как сотворенное. Творящее же есть едино, не только единое, как создающее стройные соединения многого и различного в единое согласие и цель всего, но уже и несозданное, как первоначальная причина. Ум, восходя последовательно, по необходимости придет к чему-то единому, начальному, устрояющему видимый порядок и рождение существ, гармонию и согласие в едином, или если не к этому, то дойдет до бесконечного, что несообразно. Ибо все движимое и происходящее когда-то не существовало, и не сущее получило начало, если же получило начало, то и движимо. Что нужды искать двинувшее и приведшее в бытие? Оно будет недвижным, поскольку оно движущее, ибо если нет, то что будет двигать не подчиненное другому началу, поскольку безначальное? Если же оно неподвижно, то и непременяемо; если же оно таково, то оно также совершенно просто; а чтобы, будучи несложным, оно не изменилось, то оно является нам непреложным. Ибо сложение есть начало несогласия, несогласие же есть начало расторжения, конец движения. Итак, именно там нет сложения, чтобы не было и несогласия, и нет несогласия, чтобы не было и расторжения, и нет расторжения, чтобы изменение и движение не являлось в непреложном и неподвижном как в движущем, не в движимом, и как в ведущем к бытию, не ставшем или становящемся. Итак, если непреложно и неподвижно, то по необходимости несложно и оттого весьма простое и нерасторжимо единое премирное. Ум, простираясь к нему, становится решительно вне всего, вследствие присущего ему взирания к прекрасному и стремления к сущему превыше всего, а еще более к тому, от кого все и к чему естественно простирается все. Когда это происходит соответственно разумным образом, то ум бывает и вне страстей. Ибо, простираясь и бывая превыше даже прекрасного, ум никаким образом не стал бы останавливаться на срамоте страстей. Поэтому "Тому одному послужиши" (Втор. 6, 13), очевидно, единому, говорит священный Закон. [9] Следовательно, должно простираться к единому верховному, если мы хотим и исполнять Закон Божий и оказаться превыше страстей.

6. Если Бог, по Давиду, творит Ангелами своими духов (Пс. 103, 4) и тех из людей, кого рождает Дух, делает духом (Иоан. 3, 6), как сказал Господь, то тем же ангелом бывает, следовательно, человек, родившийся от духа явным причастием его. Но свойство ангелов непрестанно видеть лицо Отца нашего небесного (Матф. 18, 10), как и это сказал Господь; следовательно, и явный причастник Св. Духа должен как [и ] приличествует, устремляясь горе, созерцать лице Божие. Поэтому, конечно, и Давид учит, говоря "взыщите Господа и утвердитеся: взыщите лица Его выну" (Пс. 104, 4). Следовательно, не соблюдает приличествующего и подобающего тот, кто ставши причастником Святого животворящего, просветительного и любветворного Духа, и испытав несказанное рождение от Духа, возвысившись до достоинства ангела, затем без достаточной причины из-за излишней опасливости ограничивает свое умное чувство к Богу и внушает ему нежелание простираться к Богу и божественному, хотя и Спаситель повелевает пребывать в Нем, так как и Он сам пребывает в нас, и Давид говорит: "приступите к Нему и просветитеся" (Пс. 33, 6). И действительно, если бы мы намеревались делать должное и подобающее, то во свете Бога Отца, — я говорю о Святом Духе — мы увидим свет Божий, т. е. божественную истину, если мы как-нибудь по неведению не откажемся от обращения к божественным лучам.

7. Тремя способами восходит ум к созерцанию Бога: самодвижно, инодвижно и средним между этими [способами ]. Самодвижный способ совершается только природою ума по собственному желанию при помощи воображения; пределом его бывает созерцание вещей божественных. [6] Об этом некоторым образом мечтали и сыны эллинов. Второй способ — сверхъестественный, происходящий от хотения и просвещения только одного Бога; поэтому [ум] в таком случае находится всецело под божественным влиянием и восхищается до божественных откровений, и вкушает неизреченные тайны Божий, и видит исходы будущего. Средний же — между этими — способ отчасти соприкасается с обоими. Именно там, где действие совершается по собственному желанию и воображению, он является согласным с самодвижным; с инодвижным же он имеет общее постольку, поскольку [ум] соединяется с самим собою при божественном освещении и неизреченно видит Бога за пределами своего собственного духовного единения. Ибо тогда ум становится вне всех этих божественных вещей, видимых и сказываемых, не видя ни благоначалия или обожения, ни мудрости или силотворной державы или промысла или чего бы то ни было из божественных [явлений], всего более наполняясь духовным светом, а также и радостию, производимою божественным огнем, растворяемым любовию. [7]

8. Ум, пользуясь собственным воображением для созерцания невидимого, руководится верою; осияваемый же благодатию, он утверждается надеждою; восхищаемый же божественным светом, он становится сокровищницею любви человеческой, а гораздо более Божией. Таким образом тройной строй ума и движение в вере, надежде и любви становится совершенным и боготворным, твердым и непреклонным. И, достигая этой широты вышнеградия, как можно выразиться, он утверждается в крепости любви. Отсюда вытекает то, что говорится у Павла: "любы вся любит, вся терпит" за благо веры и надежды; "любы", говорит он, "николиже отпадает" (1 Кор. 13, 7—8), вследствие пламенного единения и неизреченного соприкосновения ее с Богом.

9. Ни в чем созданном не выделено единое. То, что одно от другого различается некоторым образом своего природного свойства, — этого нельзя не знать; а как они созданы, в этом одно от другого не отличается ни в начале, ни в конце своего бытия, как потому, что оно ограничено естеством, так и потому, что не есть истинное простое единое. Ибо только одно есть в действительности несозданное, как простое, как не имеющее ни начала, ни конца и безграничное, и потому бесконечное, а это именно есть Бог. Взирая на Него при участии и содействии животворящего Духа, ум, объединенный и упрощенный, будучи в боготворном устроении, все время получает приличествующее ему возрастание; и при этом он очень ясно понимает, что помимо единого и без взирания к нему в духе невозможно уму быть лучше. Это потому, что ум рассеялся, уступив многочастному миру и страстям и, сообразно с этим, нуждается в премирной силе и, следовательно, в сверхъестественном едином для взирания, чтобы таким образом отвлеченный от частностей, он стал вне страстей и разделения и чтобы так он мог достигнуть боговидного. Поэтому-то и Господь творит моление к Отцу, чтобы мы, верные, были едино во Отце и в самом Сыне Духом и таким образом единое, как они сами суть единое [не в плохопонятом смысле, конечно, как назвал единое Савеллий], чтобы мы были, как и следует, усовершены, и благодатию объединяющего Духа и единовидным созерцанием в едином Боге. Вот в этом для нас, очевидно, действительно преуспеяние на лучшее и это — конец и истинный и единственный покой. Поэтому завистливая и человеконенавистная демонская дружина, расточившая ум на почитание многих богов, к сожалению, рассеяла единство ума на заблуждение и не допустила его иметь представление об едином премирном, для того, чтобы, заставив ум, вопреки его природе, сосредоточиваться на служении, воззрении и разделении на многие [предметы поклонения], выставить его склонным ко всевозможным страстям и лжи, вместо истины и добродетели. Поэтому-то Дух Святый завещает через пророка, говоря: "приступите к Нему", т. е. Единому, "и просветитеся" (Пс. 33, 6) и еще в другом месте: "Аз Бог первый и Аз по сих, и кроме Мененесть иного Бога" (Ис. 41, 4; 44, 6), и опять: "Слыши, Израиль, Господь Бог Твой — Господь един" (Втор. 6, 4). Ибо Триипостасность Единого Божества не разделяет единого Господства, но и Три суть действительно точно Лица, и, с другой стороны, нисколько не менее Они едино существо с силою, хотением и действием и прочими существенными благами. Итак, служить единству Божию и взирать и, по силе, собираться к нему от многого — есть воля Божия, и преуспеяние ума, как открытие истины и божественной любви, и, следовательно, плод обожения.

10. Если ложь многочастна, а истина есть единое, то, следовательно, ум, простирающийся в Духе к единому премирному, превосходящему все, к источнику [этого] многого простирается к самой истине. Однако же ум не может стать свободным от страстей, если истина не освободит его (Иоан. 8, 32). Следовательно, ум становится свободным от страстей, склоняясь и простираясь единственным образом к единому премирному. Уму для бесстрастия, боговидного устроения и духовного сыноположения более всего приличествует свобода, а никак не рабство, потому что "раб", как говорит [слово Божие ], "не весть, что творит Господь его" (Иоан. 15, 15). Если же неведение свойственно рабу, то, очевидно, что получивший в удел свободу знает тайны Отца, и ему таким образом удалось взойти в благое и прекрасное достоинство сыноположения, ибо как незнание явно противоположно знанию, так, конечно, и положение раба явно противоположно сыновнему. И если незнающий есть раб, то знающий вовсе не раб, но свободный, или, так сказать, сын. Ибо и Дух истины, действительно освобождающий, сам сынополагает Богу тех, в кого Он вселится. Ибо, говорит Он, те, которые водятся Духом Божиим, суть сыны Божий (Рим. 8, 14). Если же взирание на сверхсущественное единое может быть свойством истины, истина же доставляет свободу уму, а свобода есть явный признак божественного сыноположения, то нет никакого другого дара ни большего, ни приличествующего более [разумной ] природе, чем этот Дар сыноположения. Следовательно, было бы очень разумно и необходимо, чтобы, по мере сил, ум духоносно простирался, взирал и собирался к единому премирному, т. е. к Богу.

1. Всякое живое существо из всего того, что рождается, в силу лучшей своей прирожденной деятельности [1] в одинаковой степени пользуется и покоем и удовольствием, в этом находит наслаждение и потому стремится к нему. Таким образом и человек, имея ум и, естественно, размышление о жизни, ощущает наибольшее наслаждение и действительный покой тогда, когда он помышляет относительно себя о лучшем [состоянии], хочет ли кто-нибудь назвать его благом или добротою. [2] Это состояние бывает действительно у того, кто, имея Бога в уме, помышляет о свойствах Его, как Существа действительно Верховного, мыслимого превыше ума, любящего человека бесконечно и свыше разума и уготовляющего высокие дары и непостижимые блага и красоты своим созданиям и притом главным образом в вечности.

2. Если всякое рождение уподобляет рожденное родящему, как сказал Господь, что "рожденное от плоти, плоть есть; и рожденное от Духа, дух есть" (Иоан. 3, 6); и если родившийся от Духа есть дух, то очевидно, что таковой будет и Бог по родившему Духу, так как Дух есть и истинный Бог, от Которого по благодати родился причастник Духа. Если же таковой Бог, то он будет по достоинству явно созерцателем, ибо от созерцания Бог и наименован Богом. [3] Так что не созерцающий, следовательно, или еще не достиг духовного рождения и причастия, или же, достигнув его, смежает, по неведению, зрительную силу свою, невежественным образом отвращается от божественных мысленных лучей, сияющих вокруг умного Солнца Правды и, ставши участником созерцательной силы, [4] к несчастию, лишается ее действия, хотя бы и устремлялся горе к святости.

3. Все существующее получило от Создателя своего по слову (Его) свое собственное движение и естественное свойство, откуда последовательным образом произошел и ум. Но движение ума заключает в себе (нечто) постоянное. Постоянное же бесконечно и беспредельно. Следовательно, движение конечное или ограниченное противно будет собственному назначению ума и сущности его природы, а это будет с ним в том случае, если движение свое он направит на [предметы] конечные и ограниченные. Ибо невозможно, чтобы предмет был конечен и ограничен, а движение ума к нему, или вокруг него, простиралось в бесконечное. Следовательно, приснодвижность ума требует действительно чего-то бесконечного и неограниченного, к чему бы она направлялась разумно и сообразно своей природе. Но, действительно, нет ничего бесконечного и истинно-беспредельного, кроме Бога, по природе и сущности единого. Следовательно, к единому истинно-бесконечному, т. е. к Богу, и должен ум устремляться, взирать и двигаться: ибо это действительно прирождено ему.

4. Бесконечно и безгранично созерцаемое о Боге, но и этим, однако, не может вполне наслаждаться ум, ища Виновника своего бытия. Ибо, так как каждое (существо) естественно находит удовлетворение в подобном себе, то ум, будучи един по природе, хотя и представляет из себя многое по мыслям, устремляясь и как бы двигаясь к Богу, единому по существу, но многому по деятельности, не может найти полное удовлетворение прежде, нежели он станет пребывать духом в одном естественно беспредельном, как бы перешедши от многого. Следовательно, ум может находить полное удовлетворение естественно в одном только Боге. Но, конечно, из существ каждое наиболее удовлетворяется прирожденным свойством. Следовательно, для ума является даже наиболее естественным свойством двигаться, простираться, пребывать и всецело находить радость в одном только Боге, просто и беспредельно едином.

5. Всякое движение какой бы то ни было твари и, конечно, и самого ума имеет в виду и действительно усиленно стремится к неподвижному и спокойному состоянию; переход в состояние и покой в себе есть конечная цель и равным образом успокоение для твари. Но, конечно, ум, как одно из созданий, будучи в движении, не может достигнуть неподвижного и спокойного состояния среди тварей. Ибо, так как все созданное, как начавшееся, получает соответственным образом конец, то приснодвижность, присущая уму, должна была бы прекратиться и, следовательно, ум [в таком случае] должен был бы искать, от чего ему прийти в движение, и вовсе не был бы в состоянии спокойствия или возможности достигнуть свойственной ему конечной цели; или же ум не будет обладать приснодвижностью сообразно со своим назначением, если будет объят [вещами] ограниченными и конечными. А это далеко от природы ума, очевидно всегда подвижной. Итак, невероятно, чтобы ум обрел спокойствие или остановился тогда, когда он бывает среди тварей. Так где же ум может воспользоваться своим собственным свойством, именно останавливаться среди движения и таким образом пребывать в спокойствии и мире и непоколебимо воспринять чувство отдохновения, если он не достигнет несозданного и неограниченного? Это же — есть Бог, истинно и премирно единый. Итак, Его единого и неограниченного должен посредством движения достигать ум, как бы нашедший свое естественное спокойствие, разумеется, в мысленном покое. Ибо там стояние духом и гостеприимное отдохновение, бесконечный предел всего, [5] и движение, сосредоточиваясь на Том едином, не прекращается никаким образом ни для какого ума, достигшего беспредельного, бесконечного, неограниченного, безвидного, безoбразного, совершенно простого: ибо таков названный единым, т. е. Бог.

УЦЕЛЕВШИЕ ГЛАВЫ СВ. КАЛЛИСТА

КАТАФИГИОТА, ОБДУМАННЫЕ И ВЕСЬМА

ВЫСОКИЕ О БОЖЕСТВЕННОМ ЕДИНЕНИИ

И СОЗЕРЦАТЕЛЬНОЙ ЖИЗНИ

В переводе А.Ф.Лосева

26. Свое время для наставления и свое - для исследования. Поэтому должно делать [строгое] внушение тем [новоначальным], которые преждевременно задают вопросы. Ибо [подобное пристрастие к вопросам] обычно присуще еретикам и любителям словопрений.
27. Не богословствуй необдуманно и никогда не определяй Божество, ибо определения приложимы [лишь к вещам] тварным и сложным.
28. Помни о пяти причинах богооставленности, чтобы смочь оправиться от малодушия, которое является следствием печали. Прежде всего, богооставленность проявляет сокрытую добродетель. Когда же об этой добродетели не радеют, то она через наказание восстанавливается и становится причиной спасения других. А когда добродетель становится слишком выдающейся, то богооставленность научает смирению тех, кто ею обладает. Наконец, опытно испытавший зло [начинает] ненавидеть его, а поэтому опыт есть отпрыск богооставленности, сама же богооставленность есть дочь бесстрастия.
29. Обучаемые будут всегда говорить тебе: Друг! поднимись выше (Лк.14:10). Но стыдно будет для тебя, вознесшегося [в своих умозрениях], быть низведенным долу слушателями.
30. Сребролюбцем является не тот, кто имеет деньги, но тот, кто добивается их. Ибо говорят, что эконом есть одаренный разумом кошелек.
31. Увещай стариков владычествовать над яростным началом души, а юношей - над чревом. Ибо первые ведут брань с душевными бесами, а вторые - с бесами телесными.
32. Закрывай уста злословящим в уши твои и не удивляйся, когда многие порицают тебя, ибо это искушение, исходящее от бесов. Ведь умозритель должен быть свободным от ненависти и памятозлобия, а не потворствовать [бесам].
33. Исцеляющий людей с помощью Господа незаметно врачует и самого себя. Ибо лекарство, которое применяет умозритель, исцеляет ближнего лишь постольку, поскольку он может принять это лекарство, а самого умозрителя [оно исцеляет] обязательно.
34. Подвергай духовному толкованию не то, что пригодно для аллегорического толкования, но только то, что соответствует предмету. Если не будешь поступать так, то проведешь большую часть своего времени на корабле Ионы (Ион.1:5), объясняя каждую деталь такелажа его. И ты станешь [в результате] объектом насмешек для слушателей: они, посмеиваясь, будут напоминать тебе то об одной, то о другой детали такелажа, о которых ты забудешь.
35. Увещай монахов, приходящих к тебе, вести речь о нравственности, а не о [более возвышенных] учениях, дабы не нашелся среди них кто-нибудь, могущий пристраститься к подобным вещам.
36. Для людей мирских и для юношей пусть будет сокрыто возвышенное учение о [Страшном] Суде, поскольку оно легко рождает презрение. Ибо они не ведают о мучениях разумной души, осужденной на незнание.
37. Святой Павел, смиряя свое тело, поработил его (1Кор.9:27). И ты в жизни своей не пренебрегай постом и не надмевайся тем, что бесстрастием усмирил дебелое тело [свое].
38. Не заботься о еде и одежде (Мф.6:25; Лк.12:22), но вспомни о левите Авенире (2Цар.6:10-11), который, приняв ковчег Господень, стал из бедного богатым и из презираемого - знаменитым.
39. Совесть умозрителя - суровый обличитель его, и ничто не может быть сокрытым от нее, ибо она ведает [все] тайны сердца.
40. Остерегайся [думать], будто для каждой твари имеется только один логос; таковых логосов - множество и они соответствуют [состоянию] каждой твари. Святые Силы постигают истинные логосы вещей, но они не постигают первый Логос, который ведом одному только Христу.
41. Всякая посылка имеет в качестве предиката либо род, либо различие, либо вид, либо свойство, либо акциденцию, либо то, что состоит из них. Но недопустимо какое-либо высказывание о Святой Троице. Неизреченному должно поклоняться в молчании.
42. Искушением умозрителя является ложное мнение, складывающееся в уме относительно существующего, словно о несуществующем; либо о несуществующем, словно о существующем; либо о существующем, которое [представляется] не так, как оно есть [на самом деле].
43. Грехом умозрителя является ложное ведение либо о самих вещах, либо о их созерцаниях. Оно порождается или какой-либо страстью, или отсутствием видения блага, которое обычно взыскуется.
44. Праведный Григорий нас научил, что и для самого созерцания также [необходимы] четыре добродетели: благоразумие и мужество, целомудрие и справедливость. Делом благоразумия, говорил он, является созерцание умных и святых Сил, независимо от их логосов, ибо эти логосы, как передано [нам], обнаруживаются благодаря лишь мудрости. Делом мужества является твердость в истинах [христианского вероучения], даже когда воюют [против них еретики], и невхождение в [область] не-сущих [вещей]. Свойством целомудрия является приятие [добрых] семян от первого Земледельца и отвержение плевел, [посеянных врагом] (Мф.13:25). Делом же справедливости является изложение учений соответственно достоинству каждого [слушателя]: одни учения следует излагать туманно, другие - обозначать посредством иносказаний, а третьи - объяснять ясно для пользы людей простых.
45. Столп истины, Василий Каппадокийский, говорит: знание, происходящее от людей, укрепляется упражнением и радением внимания, а ведение, рожденное благодатью Божией, усиливается праведностью, незлобивостью и милостью. Первое знание возможно воспринять и [людям] страстным, второе же доступно лишь для восприятия [людей] бесстрастных - тех, которые во время молитвы созерцают собственное сияние своего ума, озаряющее их.
46. Святой светоч египтян Афанасий говорит: Моисей получил повеление поставить стол на северной стороне [скинии] (Исх.26:35). И умозрители должны ведать, какой [из бесов] дует на них; и пусть они мужественно переносят всякое искушение и со рвением окормляют приходящих [к ним].
47. Ангел Тмуитской Церкви Серапион сказал: ум, утоляющий жажду духовным ведением, очищается; любовь врачует воспалившиеся части яростного начала [души]; воздержание останавливает лукавые истечения желательного начала [ее].
48. Великий умозритель и учитель Дидим говорит: всегда упражняйся [в размышлениях] о логосах Промысла и Суда, стараясь [постоянно] помнить об этих предметах, ибо почти все претыкаются о них. Ты обретешь логосы Суда в различии тел и миров, а логосы Промысла - в тех способах [праведного жития], которые приводят нас от порока и неведения к добродетели и ведению.
49. Целью духовного делания является очищение ума и приведение его в состояние бесстрастия; целью естественного созерцания - раскрытие истины, сокрытой во всех сущих; но отстранение ума от материальных вещей и обращение его к Первой Причине является даром богословия.
50. Всегда старайся изобразить образы, взирая на Прообраз, и не пропустить ничего из того, что содействует обретению отпавшей [от истины души].

1. Предающиеся духовному деланию постигают умом логосы этого делания, а умозрители [своим духовным оком] зрят то, что относится к ведению.
2. Предающийся духовному деланию есть тот, кто обрел одно только бесстрастие страстной части [своей] души.
3. Умозритель является "солью" для нечистых и "светом" для чистых (Мф.5:13-14).
4. Ведение, привходящее к нам извне, пытается представить материальные [вещи] посредством логосов [их]; ведение же, рождаемое благодатью Божией, представляет вещи непосредственному узрению мысли, и ум, взирая на них, воспринимает и логосы их. Первому [ведению] противостоит заблуждение, а второму - гнев, ярость и то, что следует за ними.
5. Все добродетели прокладывают путь умозрителю, но больше всех - негневливость. Ибо соприкоснувшийся с ведением и легко подвигающийся на гнев подобен тому [человеку], который раскаленным железом выжигает очи себе.
6. Проявляя снисходительность, умозритель должен быть твердым, дабы эта снисходительность не стала незаметно для него навыком. Он должен в равной степени всегда пытаться успешно осуществлять и все [прочие] добродетели, чтобы они следовали в нем друг за другом, ибо обычно ум предается [врагу той добродетели], которая ослабевает.
7. Умозритель всегда должен творить милостыню и быть готовым к благотворению. И если у него нет денег, он должен пустить в дело орудие своей души. Ибо умозритель во всякое время по природе своей является милостивым, [то есть обладает тем], чего лишены были пять дев, светильники которых гасли (Мф.25:1-13).
8. Для умозрителя постыдно вести тяжбу, как становясь жертвой обиды, так и нанося ее: в первом случае потому, что он не смог потерпеть обиду, а во втором - потому, что сам нанес ее.
9. Ведение, когда оно сберегается, научает того, кто сопри-частвует ему, как оно может сохраниться и приумножиться.
10. Пусть умозритель, когда он научает, будет свободным от гнева, памятозлобия, печали, [напрасных] страданий и попечений телесных.
11. До того, как ты стал совершенным, избегай встреч со многими людьми и общения с ними из страха, чтобы ум твой не преисполнился мечтаниями.
12. О том, что принадлежит к деятельному, естественному и богословскому [любомудрию] и что полезно для спасения нашего, следует говорить и совершать вплоть до смерти. Однако о том, что среди этих вещей принадлежит к безразличному, не следует ни говорить, ни совершать их, ради тех [людей], которые легко соблазняются ими.
13. И с монахами, и с мирскими подобает беседовать о правильном житии, частично объясняя им учения, относящиеся к [области] естественного, или богословского, [любомудрия], без которых никто не увидит Господа (Евр.12:14).
14. Только священникам, и притом лучшим из них, когда они вопрошают тебя, отвечай [и говори] относительно символического смысла совершаемых ими таинств, которые очищают внутреннего человека. [Согласно такому символическому смыслу], священные сосуды, которые воспринимают эти [таинства], означают страстную и разумную части души, нераздельное смешение их - силу каждой части и действие их, направленное к единой цели. Говори им также о Том, образом Которого является свершающий таинства, и о тех [небесных Силах], которые вместе с Ним отбрасывают прочь [бесов], препятствующих чистому житию. [Назидай их еще и относительно того], что среди живых существ одни обладают памятью, а другие - нет.
15. Познай смыслы и законы обстоятельств, образов жизни и занятий [людей, приходящих к тебе], дабы ты смог легко говорить каждому из них полезное [для него].
16. Тебе надлежит [всегда] иметь материал для объяснения того, что сказано [в Священном Писании], а также постигать умом все вещи, даже если они частично ускользают от тебя. Ибо только Ангелу свойственно [такое познание], когда не ускользает от него ничего из того, что есть на земле.
17. Также надлежит познать определения вещей, прежде всего - определения добродетелей и пороков. Ибо это есть источник ведения и неведения, Царства Небесного и царства [вечных] мук.
18. Относительно аллегорических и буквальных мест [Священного Писания] следует провести исследование, дабы знать, принадлежат ли они к [области духовного] делания, естественного [созерцания] или богословия. Если они относятся к [духовному] деланию, то следует исследовать, идет ли в них речь о яростном начале [души] и о порождениях его, о начале ли желательном и его следствиях, или же об уме и его движениях. Если относятся к естественному созерцанию, то следует рассмотреть, позволяют ли они познать какое-либо из учений, касающихся природы, и какое именно. А если аллегорическое место касается богословия, то должно исследовать, говорится ли в нем о [Святой] Троице и рассматривается ли Она как Троица, или как Единица. Однако если нет ничего этого, то [перед нами] либо простое созерцание, либо нужно понимать это как пророчество.
19. Хорошо также знать характерные выражения, присущие Священному Писанию, и насколько возможно представлять их посредством примеров.
20. Следует еще знать, что [какая-нибудь] фраза [Священного Писания], относящаяся к нравственному [любомудрию], не обязательно предполагает нравственное созерцание, так же как фраза, относящаяся к природе, не обязательно предполагает созерцание природы. Наоборот, [места Священного Писания], относящиеся к нравственному любомудрию, [иногда] содержат естественное созерцание и даже богословие. Например, то, что говорится о блудодеяниях и прелюбодеяниях Иерусалима (Иез.16:15-34); о животных, живущих на суше и в воде, и о птицах, чистых и нечистых (Лев.11:2-19); о солнце, которое восходит и заходит и спешит к месту своему (Еккл.1:5), - все это относится, во-первых, к богословию, во-вторых, к нравственному учению, а в-третьих, к естественному [любомудрию]. Или: первое место соотносится с нравственным учением, а два других - с естественным [любомудрием].
21. Слова [людей], достойных порицания, не делай предметом аллегорического толкования и не ищи в них духовный [смысл], за исключением тех случаев, когда Бог действовал ради Домостроительства, как было с Валаамом (Числ.22:17-19) и Каиафой (Ин.11:49-51), дабы один [пророчески] предсказал о рождении Спасителя нашего, а другой - о смерти Его.
22. Умозритель не должен быть угрюмым и неприступным для людей, ибо первое свойственно человеку, не познавшему логосы тварных вещей, а второе - человеку, не желающему, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины (1Тим.2:4).
23. Часто необходимо притворяться незнающим, ибо вопрошающие не способны воспринять [то, что ты мог бы сказать им]. И ты будешь правдив, поскольку связан с телом и не обладаешь целокупным ведением [всех] вещей.
24. Будь внимателен к себе, дабы ради выгоды, [пустого] удовольствия или преходящей славы не высказаться тебе о чем-либо неизреченном и не быть изверженным из священных притворов (2Макк.6:4), уподобившись продающим в храме птенцов голубей (Мф.21:12-13).
25. Тех, кто вступает в словопрения, не обладая ведением, следует приводить к истине, исходя от начала, а не от конца; и новоначальным нельзя ничего говорить о вещах умозрительных, а также нельзя позволять им касаться книг, толкующих умозрительное, поскольку они не могут противостоять падениям, бывающим следствием подобного созерцания. Поэтому тем, с кем [еще] ведут брань страсти, следует говорить не слова мира, но держать речь о том, как они [могут] одолеть своих супротивников, ибо, как глаголет Екклезиаст, несть посла в день брани (Еккл.8:8). Ведь люди, одолеваемые страстями и [стремящиеся] исследовать логосы телесных и нетелесных [вещей], подобны больным, которые рассуждают о здоровье. Наоборот, когда душа тяжко сотрясается [под ударами] страстей, ей следует вкушать сладкие соты меда.

Вот, возлюбленнейший брат Анатолий, что могу сказать я ныне о духовном делании. Это все, что нашли мы, по благодати Святого Духа, на ветвях виноградника нашего, собирая с него спеющий урожай. Если же Солнце правды (Мал.4:2), стоя в зените, будет освещать нас и виноградные гроздья станут совсем спелыми, тогда испием и сделанное из этого винограда вино, веселящее сердце человека (Пс.103:15), благодаря молитвам и заступничеству праведного Григория, насадившего меня, и святых отцов, ныне поливающих меня (1Кор.3:6-7), а также благодаря силе взрастившего меня Христа Иисуса Господа нашего, Ему слава и держава во веки веков. Аминь.

51. Наблюдая за бесами, ты найдешь среди них двух наиболее стремительных, которые опережают движение нашего ума: беса блуда и беса, улавливающего нас на богохульство. Однако второй бес - кратковременный, а первый, если приводимые им в движение помыслы не сопровождаются страстью, не препятствует нашему ведению Бога.
52. Тело отделить от души может только Тот, Кто их сочетал, а отделить душу от тела может и тот, кто стремится к добродетели. Ибо отцы наши называют отшельничество попечением о смерти и бегством от тела.
53. Те, которые злоупотребляют прокормлением плоти и попечение о ней превращают в похоть (Рим.13:14), пусть упрекают самих себя, а не ее. А те, которые посредством этого тела стяжают бесстрастие и устремляются, в той или иной мере, к созерцанию сущих, знают благодать Творца.
54. Когда в ночных сновидениях бесы ведут брань с желательным началом [души], то они являют нам (а мы воспринимаем) встречи с [нашими прежними] знакомыми, пиры у сродников, хороводы женщин и другие подобные [вещи], приносящие наслаждения. Тогда эта часть нашей [души] заболевает, и в ней начинает преобладать страсть. Когда же [бесы] приводят в смятение яростное начало [души], то заставляют [нас] шествовать [труднодоступными] горными путями, наводят [на нас] вооруженных мужей, ядовитых [змей] и плотоядных зверей. Мы же, устрашаемые [этими] путями, пустившиеся в бегство от страха перед зверями и (вооруженными] мужами, должны позаботиться о яростной части [души] и, призывая в бдениях Христа, употребить [все те] лекарства, о которых речь шла выше.
55. Естественные движения тела во время сна, не сопровождающиеся видениями, указывают на то, что душа в некоторой мере здорова, а если образы принимают четкую форму, то это служит признаком недуга души. Неопределенные же лики считай за знак старой страсти, а обретшие ясные черты - за примету уязвления [страстью] в настоящем.
56. Признаками бесстрастия днем служат помыслы, а ночью - сновидения. И мы говорим, что бесстрастие есть здоровье души, а питанием [ее] является ведение, которое одно только и имеет обыкновение сочетать нас со святыми Силами, поскольку соединение нетелесных [существ] происходит вследствие подобного внутреннего расположения [их].
57. Есть два мирных состояния души: одно происходит от естественных семян, другое - когда удаляются бесы. За первым следует смиренномудрие вместе с сокрушением, слезы, беспредельная томительная любовь к Божеству и безмерное усердие к труду; за вторым - тщеславие вместе с гордыней, которые увлекают монаха в пагубные [западни] остальных бесов. Поэтому тот, кто бдительно стоит на страже границ первого состояния, быстро узнает о набегах бесов.
58. Бес тщеславия противостоит бесу блуда, и нельзя допустить, чтобы оба они одновременно нападали на душу, ибо один обещает честь, а другой производит бесчестие. Поэтому когда какой-нибудь из них, приблизившись, начнет теснить тебя, ты представь себе помыслы противоположного беса, и, если сможешь, по поговорке, выбить клин клином, то знай, что ты уже близок к границам бесстрастия. Ибо ум способен человеческими силами истребить помыслы бесов. Но когда посредством смиренномудрия отгоняется помысел тщеславия, а посредством целомудрия - помысел блуда, то это уже служит признаком глубочайшего бесстрастия. Сие постарайся осуществить в отношении всех противостоящих друг другу бесов и одновременно узнаешь, в какой страсти ты больше обвык. Однако проси у Бога, насколько можешь, [чтобы Он дал тебе силы] отразить врагов вторым способом.
59. По мере преуспеяния души против нее выступают все более сильные противники. Ибо я не верю, что около нее всегда остаются те же самые бесы. Это знают лучше те, которые [своим духовным оком] быстро постигают [случающиеся] искушения и видят, как принадлежащее им бесстрастие подвергается мощным ударам следующих друг за другом [бесов].
60. Совершенное бесстрастие рождается [в душе] после победы над всеми бесами, противоборствующими духовному деланию; несовершенное же бесстрастие, как говорится, соизмеряется с силой борющегося с ним беса.
61. Ум не может отправиться в свое прекрасное путешествие и достичь области нетелесных [сущностей], если он не навел порядок внутри [себя]. Ибо домашние неурядицы обычно заставляют его вернуться туда, откуда он вышел.
62. И добродетели, и пороки делают ум слепым: первые, дабы он не видел пороков, а вторые, чтобы он не зрил добродетелей.
63. Когда ум начинает нерассеянно молиться, тогда вся [духовная] брань, ночью и днем, сосредотачивается вокруг яростной части души.
64. Признаком бесстрастия является то, что ум начинает зрить собственное сияние, пребывает безмолвным в отношении к призракам сновидений и безмятежно взирает на [все] вещи.
65. Ум становится сильным тогда, когда во время молитвы он не представляет в воображении ничего из принадлежащего миру сему.
66. Ум, с помощью Божией успешно осуществляющий [духовное] делание и приблизившийся к ведению, мало или вовсе не чувствует того, что относится к неразумной части души, ибо ведение восхищает и возносит его горе, отделяя от всего чувственного.
67. Бесстрастием обладает не та душа, которая не испытывает никакой страсти по отношению к вещам, но та, которая остается невозмутимой даже в отношении воспоминаний о них.
68. Совершенный [муж] не воздерживается, а бесстрастный не терпит, ибо терпение присуще страдающему, а воздержание - докучаемому [помыслами].
69. Великое дело - молиться нерассеянно, но еще более великое - петь псалмы нерассеянно.
70. Твердо укрепивший в себе добродетели и срастворившийся с ними уже не помнит о законе, заповедях и наказании, но говорит и поступает так, как подсказывает [приобретенный им] наилучший навык.
71. Бесовские песни приводят в движение нашу похоть и ввергают душу в постыдные мечтания. Псалмы же, славословия и песнопения духовные (Еф.5:19) призывают ум всегда помнить о добродетели, охлаждая кипящую ярость и гася желания.
72. Подобно тому, как борющиеся сжимают в тисках объятий [своих соперников] и сами сжимаются ими, так и вступающие с нами в схватку бесы также сдавливают нас, но одновременно и сами сдавливаются нами. Ибо [Псалмопевец] говорит: Оскорблю их, и не возмогут стати (Пс.17:39). И еще: Оскорбляющии мя, и врази мои, тии изнемогоша и падоша (Пс.26:2).
73. Отдохновение сопряжено с мудростью, а [подвижнический] труд - с благоразумием. Ибо нельзя стяжать мудрость без [духовной] брани, и нельзя успешно пройти эту брань без благоразумия. Ведь благоразумию вверено противостоять ярости бесов, оно заставляет силы души действовать в соответствии с природой и подготавливает путь для мудрости.
74. Искушением монаха является помысел, который, поднимаясь через страстную часть души, омрачает ум.
75. Грехом монаха является согласие на оправдываемое [умом] наслаждение, [которое предлагает] помысел.
76. Ангелы радуются, когда уменьшается порок, бесы - когда [уменьшается] добродетель. Ибо первые суть служители сострадания и любви, а вторые - покорные рабы гнева и ненависти. Первые, приближаясь, преисполняют нас духовным созерцанием, а вторые, подходя, ввергают душу в постыдные мечтания.
77. Добродетели не пресекают нападений бесов, но сохраняют нас невредимыми от них.
78. Делание есть духовный метод, очищающий страстную часть души.
79. Для совершенного исцеления сил души недостаточно [одного] осуществления заповедей, если ум не унаследует еще соответствующие им и друг другу созерцания.
80. Невозможно противостоять всем тем помыслам, которые внушают нам Ангелы, но возможно отвергнуть все помыслы, внушаемые бесами. Ибо за первыми помыслами следует мирное состояние [души], а за вторыми - [состояние] смятения.
81. Любовь есть порождение бесстрастия; бесстрастие есть цвет [духовного] делания; духовное [делание] созидается соблюдением заповедей; стражем заповедей является страх Божий, рожденный правой верой. Вера же есть внутреннее благо, которому присуще существовать и в тех [людях], которые еще не уверовали в Бога.
82. Как душа, действуя через тело, чувствует немощные члены, так и ум, осуществляя свойственную ему деятельность, познает собственные силы и посредством того, что препятствует ему, находит исцеляющую душу заповедь.
83. Ум, ведущий страстную брань, не постигает созерцанием логосы этой брани и подобен сражающемуся в ночи. Стяжавший же бесстрастие легко распознает козни врагов.
84. Пределом [духовного] делания является любовь, пределом же ведения - богословие; началом первого служит вера, а [началом второго] - естественное созерцание. И те из бесов, которые соприкасаются со страстной частью души, являются, как говорят, противниками [духовного] делания, а те, которые докучают разумной [части души], называются врагами всякой истины и неприятелями [всякого истинного] созерцания.
85. Ничто из того, что очищает тела, не остается после этого с очищенными, а добродетели, очистив душу, пребывают после этого вместе с ней, очищенной.
86. Разумная душа действует в соответствии с природой, когда желательная часть ее устремляется к добродетели, яростная же часть сражается за эту добродетель, а разумная часть обращается к созерцанию тварных вещей.
87. Преуспевающий в духовном делании умаляет страсти, а преуспевающий в созерцании [умаляет] неведение. Что касается страстей, то некогда произойдет совершенная гибель их, а что касается неведения, то одни говорят, что есть предел ему, а другие - что такового предела нет.
88. Вещи, которые в зависимости от употребления являются благими или дурными, производят или добродетели, или пороки. И делом благоразумия является направление такого употребления к стяжанию либо добродетелей, либо пороков.
89. Согласно мудрому учителю нашему, разумная душа - трехчастна. Находясь в разумной части души, добродетель называется благоразумием, разумением и мудростью; в желательной части - целомудрием, любовью и воздержанием; в яростной части - мужеством и терпением; во всей же душе - праведностью. Дело благоразумия - вести войну против супротивных сил, защищать добродетель, противостоять порокам и распоряжаться вещами средними, сообразуясь с обстоятельствами; дело разумения - надлежащим образом управлять всем тем, что способствует нам в достижении [высшей] цели; дело мудрости - созерцать логосы телесных и нетелесных [вещей]; дело целомудрия - бесстрастно созерцать вещи, возбуждающие в нас неразумные мечтания. Дело любви - предоставлять себя каждому образу Божиему почти так же, как и Первообразу, даже если бесы и стараются осквернить эти образы; дело воздержания - с радостью отвергать всякое наслаждение, приносимое вкушением пищи; дело терпения и мужества - не бояться врагов, ревностно и стойко противостоять опасностям; дело праведности - добиваться созвучия и гармонии частей души.
90. Плод семян - жатва, а добродетелей - ведение. И как посеву семян сопутствуют слезы, так и жатве - радость.
91. Необходимо расспрашивать о путях, которыми правильно шествовали до нас монахи, и самим направляться по ним. Ибо в том, что они говорили и делали, можно найти много хорошего. Среди прочего, один из них говорит: "Строгий и равномерный пост, сопряженный с любовью, быстро приводит монаха в гавань бесстрастия". Он же избавил одного из братии от ночных кошмаров, приводивших [его душу] в смятение, повелев ему присоединить к посту еще и уход за немощными [иноками]. Вопрошаемый [на сей счет], старец сказал: "Ничто так не гасит подобные страсти, как милосердие".
92. К праведному Антонию пришел некто из тогдашних мудрецов и сказал: "Как выдерживаешь ты, отче, лишенный утешения, [получаемого] от книг?" Тот же ответил: "Книга моя, философ, есть природа сотворенных [вещей], и она всегда под рукой, когда хочу я прочитать словеса Божий".
93. Избранный сосуд (Деян.9:15), египетский старец Макарий спросил меня: "Почему, злопамятствуя на людей, мы умаляем силу памятования души, а злопамятствуя на бесов, не терпим никакого ущерба?" И я, затрудняясь с ответом, попросил его объяснить причину этого. Тогда он сказал: "Потому что первое [памятозлобие] противоречит естеству яростного [начала души], а второе - соответствует ему".
94. Как-то в самый жаркий полдень, когда солнце стояло в зените, я пришел к святому отцу Макарию и, томимый жаждой, попросил у него воды напиться. Он же сказал: "Для тебя достаточно и тени, ибо многие путешествующие и плавающие в сей момент лишены и ее". Затем, когда я завел речь о воздержании, он сказал: "Будь мужественным, сын [мой]: целые двадцать лет не вкушал я до сытости ни хлеба, ни воды, ни сна. Ибо хлеб я ел, отвешивая [малый кусок]; воду пил, отмеривая [малой] мерой; а малую толику сна урывал, прислонившись к стене".
95. Одному монаху пришла весть о смерти отца. Но он сказал принесшему ее: "Перестань богохульствовать, ибо мой Отец - бессмертен".
96. Некий брат спросил одного старца: разрешает ли он ему, придя домой, есть с матерью и сестрами? [На это старец] ответил: "С женщиной не вкушай пищи".
97. Один из братии имел только Евангелие, но и его он продал, отдав [деньги] на пропитание алчущим. При этом он произнес достопамятное изречение: "Я продал ту книгу, которая говорит мне: Продай имение твое и раздай нищим" (Мф.19:21).
98. Близ Александрии есть остров, расположенный в северной части озера, именуемого Мареотским. На нем обитал [один] монах, наиболее испытанный из [всего] воинства гностиков. Он говорил, что все совершаемое монахами делается по пяти причинам: ради Бога, ради природы, по обычаю, по необходимости и ради [нужды] трудиться руками. Еще он говорил: по природе [своей] добродетель - едина; она обретает различные виды в силах души подобно тому, как солнечный свет, будучи бесформенным, обычно приобретает форму тех отверстий, через которые он проникает [внутрь помещений].
99. Другой монах говорил: "Я потому лишаю себя наслаждений, чтобы пресечь [всякие] мотивы для гнева. Ибо я знаю, что яростное начало [души] всегда сражается за наслаждения, приводит в смущение мой ум и прогоняет ведение". А один из старцев говорил: "Любовь не умеет беречь порученных на хранение запасов еды и денег". Он же изрек: "Я не знаю [случая], чтобы бесы обманули меня дважды относительно одного и того же".
100. Невозможно любить одинаково всех братии, но возможно со всеми обходиться бесстрастно, будучи свободным от памятозлобия и ненависти. После Господа [больше всех] следует любить иереев, очищающих нас святыми Таинствами и молящихся о нас; старцев же наших мы должны почитать, как Ангелов, ибо они намащивают нас маслом для [духовных] борений и исцеляют от укусов диких зверей.

1. Христианство есть учение Спасителя нашего Иисуса Христа, состоящее из деятельного, естественного и богословского [любомудрия].
2. Царство Небесное есть бесстрастие души, совокупное с истинным ведением сущих.
3. Царство Божие есть ведение Святой Троицы, сосуществующее и распространяющееся вместе с [внутренним] устроением ума, а также выходящее за пределы нетления его.
4. Если кто-нибудь что-то любит, то этого он, разумеется, добивается и борется, чтобы получить его. Всякое же наслаждение начинается с желания, а желание порождается чувством, ибо лишенное чувства свободно и от страсти.
5. Против отшельников бесы борются сами, а против тех, кто добивается добродетели в киновиях и братствах, они вооружают наиболее нерадивых из братии. Но вторая-брань намного легче первой, потому что на земле нельзя найти людей, которые были бы более жестокими, чем бесы, или таких, кто может воспринять сразу [все] их коварство.
6. Есть восемь основных помыслов, которыми объемлются все [другие] помыслы. Первый помысел - чревоугодия, а за ним [следует] помысел блуда; третий - сребролюбия; четвертый - печали; пятый - гнева; шестой - уныния; седьмой - тщеславия, а восьмой - гордыни. От нас не зависит то, чтобы все эти помыслы досаждали или, наоборот, не тревожили нас; однако от нас зависит то, чтобы они задерживались или, наоборот, не задерживались в нас, чтобы они приводили или не приводили в движение страсти.
7. Помысел чревоугодия внушает монаху поскорее отступить от подвижничества: он представляет [иноку его больной] желудок, печень, селезенку или же [описует] водянку, а также [иные] продолжительные болезни, [указывая на] недостаток необходимых [вещей] и на отсутствие врачей. Часто он возбуждает воспоминание о тех братиях, которые подверглись подобным страданиям. Бывает и так, что он побуждает пострадавших подходить к постника и рассказывать о своих несчастиях, которые якобы случились вследствие [излишнего] подвижничества.
8. Бес блуда принуждает разжигаться похотью к различным [телам] и наиболее сильно нападает на тех, которые живут целомудренной жизнью, дабы они, [подумав, будто] ничего не добились этим, прекратили воздержание. И, оскверняя душу, этот бес склоняет ее на постыдные дела, заставляет ее говорить некие [срамные] слова и как бы слушать в ответ [таковые же], словно все происходит на самом деле и зримым образом.
9. Сребролюбие внушает [мысль] о долгой старости, немощи рук, неспособных уже трудиться, будущем голоде и болезнях, скорбных тяготах бедности и о том, сколь постыдно принимать от других [все] необходимое.
10. Печаль иногда возникает при лишении желанного, а иногда следует за гневом. В первом случае она происходит так: сначала душой завладевают некие помыслы, заставляющие ее вспоминать о доме, родителях и прежней жизни. Когда они видят, что душа не противится им, но следует за ними и расслабляется мысленными наслаждениями, тогда хватают ее и погружают в печаль, [вызванную сознанием того], что прежнего нет и не может быть в настоящей жизни. И несчастная душа, насколько она расслабляется первыми помыслами, настолько же подавляется и смиряется вторыми.
11. Гнев есть наиболее стремительная страсть. Говорится, что он есть кипение или движение яростного начала [души] против обидчика или кажущегося таковым. Он раздражает душу на протяжении дня, но особенно улавливает ум во время молитв, представляя лик опечалившего. Бывает, что когда гнев надолго задерживается и превращается в злобу, то он и ночью причиняет волнения, изнеможение и бледность тела, а также нападения ядовитых гадов. Эти четыре [явления], вытекающие из злобы, сопровождаются, как [легко] можно обнаружить, многочисленными помыслами.
12. Бес уныния, который также называется "полуденным" (Пс.90:6), есть самый тяжелый из всех бесов. Он приступает к монаху около четвертого часа и осаждает его вплоть до восьмого часа. Прежде всего этот бес заставляет монаха замечать, будто солнце движется очень медленно или совсем остается неподвижным, и день делается словно пятидесятичасовым. Затем бес [уныния] понуждает монаха постоянно смотреть в окна и выскакивать из келлии, чтобы взглянуть на солнце и узнать, сколько еще осталось до девяти часов, или для того, чтобы посмотреть, нет ли рядом кого-либо из братии. Еще этот бес внушает монаху ненависть к [избранному] месту, роду жизни и ручному труду, а также [мысль] о том, что иссякла любовь и нет никого, [кто мог бы] утешить его. А если кто-нибудь в такие дни опечаливает монаха, то и это бес [уныния] присовокупляет для умножения ненависти. Далее [сей] бес подводит монаха к желанию других мест, в которых легко найти [все] необходимое [ему] и где можно заниматься ремеслом менее трудным, но более прибыльным. К этому бес прибавляет, что угождение Господу не зависит от места, говоря, что поклоняться Ему можно повсюду (Ин.4:21-24). Присовокупляет к этому воспоминание о родных и прежней жизни; изображает, сколь длительно время жизни [сей], представляя пред очами труды подвижничества. И, как говорится, он пускается на все уловки, чтобы монах покинул келлию и бежал со [своего] поприща. За этим бесом уже не следует сразу другой бес, а поэтому после борения [с ним] душу охватывает неизреченная радость, и она [наслаждается] мирным состоянием.
13. Помысел тщеславия - наитончайший, и он сопутствует тем, кто легко преуспевает [в духовном делании], желая сделать общим достоянием их подвиги и ища славы человеческой (1Фес.2:6). Он [заставляет монаха] воображать, как кричат [изгоняемые из одержимых] бесы, как исцеляются женщины и как толпа прикасается к [его] одеждам; затем прорицает ему священство и [массу народа], стоящую у дверей и жаждущую [увидеть] его. И возбудив таким образом [монаха] пустыми надеждами, [помысел тщеславия] улетает, оставив его на искушения либо бесу гордыни, либо бесу печали, который наводит на монаха помыслы, противоположные [прежним] надеждам. Бывает, что он передает бесу блуда и святого иерея, [попавшего] в узы [греха].
14. Бес гордыни есть тот, кто ввергает душу в самое тяжкое падение. Он убеждает ее не признавать Бога Заступником, но считать саму себя за причину преуспеяний, превозносясь над братиями, как несмысленными, поскольку они этого не знают. За гордыней следуют гнев, печаль и, как самое конечное зло, исступление ума, сумасшествие и видение в воздухе множества бесов.
15. Когда ум начинает блуждать, то его останавливают чтение [Священного Писания], бдение и молитва; когда воспламеняется желательное начало души, то его гасят голод, труд и отшельничество; а когда взбаламучивается яростное начало души, то его успокаивают псалмопение, долготерпение и милосердие. Но [все] это должно происходить в подобающее время и в надлежащей мере, ибо случающееся без соблюдения меры и не вовремя - непродолжительно, а то, что непродолжительно, - вредно и неполезно.
16. Когда наша душа желает различных яств, тогда нужно ограничить ее хлебом и водой, дабы она могла быть благодарной и за один [малый] ломтик [хлеба]. Ибо сытость жаждет разнообразных видов пищи, а голод и насыщение хлебом считает за блаженство.
17. Недостаток воды весьма способствует целомудрию. И пусть тебя в этом убедят триста израильтян, победивших вместе с Гедеоном Мадианитян (Суд.7:5-7).
18. Как невозможно допустить, что жизнь и смерть одновременно оказываются в одном и том же человеке, так нельзя и [предположить], что любовь и богатство сосуществуют в ком-либо. Ибо любовь повергает в прах не только богатство, но и саму преходящую жизнь нашу.
19. Избегающий мирских наслаждений есть неприступная твердыня для беса печали. Ибо печаль есть лишение наслаждения, настоящего или ожидаемого. Поэтому мы не сможем отразить этого врага, если имеем пристрастие к чему-либо земному. Ведь он ставит [свои] западни и вызывает [в нас] печаль там, где видит нас наиболее склонными [к чему-либо].
20. Гнев и ненависть способствуют росту яростного начала [в Душе], а сострадание и кротость уменьшают его.
21. Солнце да не зайдет во гневе вашем (Еф.4:26), дабы приступающие ночью бесы не испугали душу и не сделали ум более робким в [духовной] брани, [предстоящей ему] на следующий день. Ведь из смятения яростного начала [души] возникают ужасные ночные видения, и ничто не делает ум [таким трусливым] дезертиром, как приведенная в смятение ярость.
22. Когда, ухватившись за какой-нибудь повод, яростная часть нашей души приходит в смятение, тогда бесы начинают внушать нам, что отшельничество есть [дело] доброе, дабы мы, не устранив причины печали, не избавились и от смятения. Когда же возбуждается желательная [часть души], тогда [бесы стараются] сделать нас человеколюбивыми, называя жестокими и дикими чтобы мы, испытывая желание к телам, общались с телами. Однако нельзя поддаваться убеждениям бесов, но следует делать противоположное [тому, что они внушают].
23. Не отдавай себя помыслу гнева, мысленно сражаясь с тем, кто тебя обидел. Также [не предавай себя и помыслу] блуда мечтая постоянно о наслаждении. Первый помысел омрачает душу, а второй призывает ее к разжиганию страсти, но оба оскверняют ум твой. А поэтому, если ты во время молитвы рисуешь в своем воображении призрачные образы, а не приносишь Богу чистую молитву, ты сразу же попадешь под [власть] беса уныния, который именно при таких состояниях и набрасывается [на нас], подобно псу похищая душу, словно олененка.
24. По природе своей яростному началу [души] свойственно сражаться с бесами и бороться за какое-либо наслаждение. Поэтому Ангелы внушают нам духовное наслаждение и [возникающее] из него блаженство, призывая нас обращать [свою] ярость против бесов. Наоборот, бесы влекут нас к мирским похотям (Тит.2:12), заставляя яростное начало вопреки природе сражаться с людьми, дабы ум, омрачившись и отпав от ведения, стал предателем добродетелей.
25. Будь внимателен, дабы, прогневавшись на какого-либо брата, не прогнать его. Иначе ты в [здешней] жизни своей не убежишь от беса печали, который во время молитвы всегда будет преткновением для тебя.
26. Дары тушат памятозлобие. И пусть тебя убедит в этом Иаков, укротивший дарами Исава, который шел навстречу ему с четырьмястами [мужами] (Быт.32:3-33:16). Но мы, бедные, можем исполнить потребное трапезой.
27. Когда мы попадем в руки беса уныния, тогда, разделив душу слезами на [две части] - утешающую и утешаемую, посеем в себе благие надежды и вместе со святым Давидом воспоем: Вскую прискорбна еси, душе моя? И вскую смущаеши мя? Уповай на Бога, яко исповемся Ему, спасение лица моего, и Бог мой (Пс.41:6).
28. Во время искушений нельзя покидать келлию, придумывая благовидные предлоги, но следует оставаться внутри [нее], терпеливо и мужественно перенося всех нападающих, особенно беса уныния, который, будучи самым тяжелым из всех [бесов], делает зато душу весьма испытанной. Ибо избегать таковых борений - значит научить ум быть неискусным, робким и склонным к бегству.
29. Святой и преуспевший в духовном делании учитель наш говорил: "Монах всегда должен быть настроен так, словно он завтра умрет, а телом своим должен пользоваться так, словно оно будет жить с ним многие годы". Это, по его словам, с одной стороны, пресекает помыслы уныния и делает монаха более ревностным, а с другой - сохраняет тело в здравии и позволяет пребывать ему в постоянном воздержании.
30. Трудно избежать помысла тщеславия. Ибо то, что ты делаешь для уничтожения его, это же становится для тебя началом других [всплесков] тщеславия. Ведь не всякому правому помыслу противятся [одни лишь] бесы, но некоторым противостоят и [наши] пороки, в которых мы уже обвыкли.
31. Я замечал, что бес тщеславия изгоняется почти всеми другими бесами, а когда они терпят крах, то он бесстыдно подступает к монаху, являя ему величие [его] добродетелей.
32. Достигший ведения и испытавший наслаждение от плодов его уже не будет поддаваться убеждениям беса тщеславия, предлагающего ему все утехи мира. Ибо что может обещать он более великое, чем духовное созерцание? Но поскольку мы еще не отведали ведения, будем со всем рвением осуществлять [духовное] делание, показывая Богу, что целью наших деяний является ведение Его.
33. Вспомни о своей прежней жизни, своих старых прегрешениях и о том, как, будучи страстным, ты по милости Христовой перешел к бесстрастию и как мир, из которого ты вышел, многажды и многими [скорбями] смирял тебя. Поразмышляй и о следующем: Кто хранит тебя в пустыне? Кто прогоняет бесов, скрежещущих на тебя зубами своими? - Такие помыслы внушают смиренномудрие и не допускают беса гордыни.
34. Если мы имеем страстные воспоминания о каких-либо вещах, то это значит, что эти вещи мы прежде восприняли со страстью. И наоборот, о том, что мы восприняли со страстью, будем иметь страстные воспоминания. Поэтому победивший бесов, приводящих в действие [страсти], презирает и производимое ими7'. Ибо нематериальная брань тяжелее материальной.
35. Страсти души имеют истоки в людях, страсти же тела - в теле. И телесные страсти пресекает воздержание, а душевные - духовная любовь.
36. [Бесы], стоящие во главе душевных страстей, упорно ведут [брань] до самой смерти; [бесы же, стоящие во главе] телесных [страстей], отступают скорее. И одни бесы, подобные восходящему или заходящему солнцу, касаются [лишь какой-либо] одной части души; бес же полуденный обычно охватывает всю душу и удушает ум. Поэтому отшельничество сладостно после извержения страстей: тогда остаются только чистые воспоминания и [духовная] брань приготовляет монаха уже не к подвижничеству, а к созерцанию.
37. Требует рассмотрения вопрос: мысль приводит в движение страсти, или страсти - мысль? Некоторые склоняются к первому мнению, а некоторые - ко второму.
38. Страсти могут приводиться в движение чувствами, и если есть любовь и воздержание, то они не приводятся в движение, а если нет - то приводятся. И [для излечения] яростного начала [души] требуется больше лекарств, чем [для излечения] желательного начала. Потому любовь и называется большей (1Кор.13:13), что она является уздой ярости. И святой Моисей в сочинении, посвященном естественному созерцанию, символически именует любовь офиомахом (Лев.11:22).
39. В ответ на господствующее среди бесов зловоние душа, воспринимая приближение их, обычно воспламеняется помыслами, обвыкшись в докучающей ей страсти.
40. Не во всякое время можно исполнять обычное правило, но следует обращать внимание на обстоятельства и стараться наилучшим образом осуществлять доступные исполнению заповеди. [Однако следует знать, что] эти обстоятельства не остаются неведомыми и для бесов. Поэтому, будучи настроены против нас, они препятствуют осуществлять возможное, а невозможное принуждают нас делать. Так, больным они мешают благодарить [Бога] за страдания и быть терпеливыми к ухаживающим за ними; ослабленных склоняют к строгому посту, а отягощенных [летами] призывают совершать псалмопение стоя.
41. Когда мы бываем вынуждены на короткое время задерживаться в городах и селениях, тогда, общаясь с мирскими [людьми], мы должны более усердно предаваться воздержанию, дабы ум наш, одебелившись и лишившись вследствие сложившихся обстоятельств обычного своего радения, не совершил бы чего-нибудь нежелательного и не стал беглецом под ударами бесов.
42. При искушении не приступай к молитве, не сказав несколько гневных слов угнетающему [тебя бесу]. Ибо душа твоя, обвыкнув в [худых] помыслах, не может отдаться чистой молитве. Но если ты с гневом скажешь что-нибудь бесам, то уничтожишь и изгладишь мысли, [внушенные твоими] супротивниками. Ведь гнев способен производить подобное уничтожение и [тогда, когда он обращается] на благие мысли.
43. Следует знать различия между бесами и замечать времена [их появления]. Из помыслов мы познаем, которые из бесов редки и наиболее тягостны, которые постоянны и более легки, которые налетают сразу и похищают ум, [заставляя его] богохульствовать, а помыслы [станут ведомы нам] из деяний. Сие следует знать, дабы когда помыслы станут приводить в движение собственные вещества и до того, как мы будем извергнуты из свойственного нам состояния, мы смогли бы произнести некие [слова] и обозначить предстоящего перед нами в данный момент беса. Ибо таким образом мы и сами легко, с Божией помощью, преуспеем [в духовом делании], и бесов приведем в изумление, заставив их, удрученных, отлететь от нас.
44. Когда борющиеся с монахами бесы ослабевают, тогда они, немного отступив, начинают выслеживать, какая из добродетелей остается на время в пренебрежении, и, пользуясь этим, внезапно нападают [на инока], растерзывая несчастную душу.
45. Лукавые бесы привлекают на помощь себе более лукавых, чем они, бесов. И хотя [различные] бесы по своему настроению часто противостоят друг другу, они созвучны в одном - [в стремлении] погубить душу.
46. Пусть не приводит нас в смятение бес, возбуждающий ум к богохульству и к тем запретным мечтаниям, о которых я не осмеливаюсь даже написать; и не позволим ему истреблять наше рвение. Ибо Господь есть Сердцеведец (Деян.1:24) и ведает, что мы и пребывая в мире [сем], не можем впасть в подобное безумие. Ведь целью этого беса является прекращение нашей молитвы, дабы мы не предстояли пред Господом Богом нашим и не смели бы думая о таковых [вещах], простирать свои руки [к Нему].
47. Признаком душевных страстей становится либо произнесенное слово, либо движение тела, благодаря которым враги [наши] узнают, имеем ли мы внутри себя помыслы их и мучаемся ли от них, или же, извергнув эти помыслы, печемся о спасении своем. Ибо один только Бог, сотворивший нас, знает ум наш, и Он не нуждается во [внешних] признаках для того, чтобы ведать сокрытое в сердце [нашем].
48. С мирскими людьми бесы ведут брань больше посредством вещей, с монахами же - преимущественно посредством помыслов, ибо в пустыне [подвижники] лишены вещей. И насколько легче согрешить в мысли, чем на деле, настолько тяжелее мысленная брань брани, возникающей через вещи. Ибо ум легкоподвижен и неудержим [в своем стремлении] к беззаконным мечтаниям.
49. Нам не было поведено постоянно работать, бодрствовать и поститься, но было заповедано непрестанно молиться (1Фес. 5:17), потому что те [деяния] исцеляют страстную часть души, хотя для работы требуется тело, которое по своей немощи [не всегда] способно к трудам; молитва же делает ум чистым и крепким для борьбы и ей присуще [обращаться к Богу] и без этого тела, а также сражаться с бесами за все силы души.
50. Если кто из монахов желает на опыте изведать свирепых бесов и постигнуть навык их ремесла, пусть он наблюдает за помыслами, замечает напряжение и ослабление их, сплетения и времена их. [Пусть он следит], какие из бесов производят это, какой бес следует за каким и какой не идет по стопам другого. И пусть он взыскует у Христа логосы этих [вещей]. Ибо [бесы] весьма негодуют на тех, кто предается [духовному] деланию ведующим образом, желая состреляти во мраце правыя сердцем (Пс.10:2).